Судьба прозорливца
Шрифт:
– Зачем? Вы же убедились, что я действительно прозорливец?
– Но я не убежден, что мысли Герта Гессарта так черны, как это нужно, чтобы его провалить...
– Ах, вот оно что!
Наконец-то он потерял частицу своей самоуверенности и нахальства.
Через полчаса мы входили в "Театр веселых паяцев", где происходил предвыборный митинг, созванный правительственной партией. Никто не обратил на нас внимания. Все были увлечены происходящим на сцене. Герт Гессарт, в черном костюме и в черном галстуке, имел облик вдохновенного священнослужителя, говорящего проповедь и изрекающего истины.
– Наша республика и дальше будет расцветать
Мы приближались все ближе к сцене, расталкивая локтями упоенных слушателей.
– Я призываю вас не поддаваться на удочку сторонникам демократии. ("Не поддадимся! Ура, президенту!" "Чем Скарпия и его скорпионы хуже вас? Одна лавочка!" "Бей демократов!"). Отпечатки пальцев их лидера Агамемнона Скарпия сняты в уголовном отделе полиции республики ("А у тебя не сняты? Долой!" "Да здравствует Скарпия!" "Да здравствует президент!") Наша партия всем голосующим за нас поставит по бокалу! ("По два бокала, не жмись!" "Тряхни мошной!" "По три бокала!").
– А наша партия поставит вам по литру, да не паршивого синтетического сока, а чистейшей живительной влаги!
– покрывая все крики, зарычал Агамемнон Скарпия, вылезая на сцену.
– Внимание! Слово хочет иметь прозорливец! Великий прозорливец Бататы! Или вы не слыхали о нем? ("Слышали! Давай прозорливца!" "Что-то он скажет?").
Скарпия подал мне свою огромную ручищу, и я поднялся на сцену. В зале поднялся такой шум, что я боялся оглохнуть.
"Да здравствует прозорливец!" "За кого голосуешь?" "Прочти-ка нам их мысли!" "Циркач! Клоун!" "Слово прозорливцу!" "Тишина! Дайте ему слово!" "Хотим слушать!" "К черту!" "Долой!" "Желаем слушать прозорливца!"
– Тишина, иначе прозорливец ничего вам не скажет, - своим похожим на пароходный гудок басом прогремел Скарпия.
– Ему нужно сосредоточиться, - сказал он совершенно так, как шталмейстер в цирке.
"Внимание! Слушайте!" "Не надо! Долой!" "Говори, прозорливец!."
Настала тишина. Герт Гессарт смотрел на меня со смирением, но глаза его из-под очков метали молнии. Странное дело! Так легко
– Я скажу вам, о чем сейчас думает Герт Гессарт, - сказал я среди мертвой тишины.
– Он думает, что убедил вас и что вы все - болваны. ("Позор!" "Нет, дайте слушать! Пусть говорит!"). Он думает, что сжигая кофе и топя бататы, он заработал два миллиона лавров. Он и дальше собирается продолжать в том же духе, хотя и врет вам насчет расцвета, изобилия и кролика в каждом доме... Он собирается вас задушить налогами на военные нужды ("Долой!" "Пусть говорит!" "Валяй, провидец!"), потому что он извлечет выгоду и от вооружений ("Все!" "Хватит!" "Ясно! К черту Гессарта! Да здравствуют сторонники демократии!" "К черту! К дьяволу! С трибуны! Ура провидцу! Прозорливец, браво! Скарпия, говори!").
Герт Гессарт сошел со сцены бледный, с трясущимися от злобы синими губами. Агамемнону Скарпия дали слово. Этот врал так, что и ребенок бы понял, что он врет напропалую. Но Герт Гессарт был провален, а Скарпия на этот раз поверили. Этого-то он и добивался, захватив меня с собою.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СО МНОЮ ЖЕСТОКО РАСПЛАЧИВАЮТСЯ
В тот вечер цирк был переполнен. Директор, зайдя ко мне в уборную, не удержался, чтобы не похвастать, что перекупщики продавали даже места на галерке по ста лавров. Вечерние газеты брались нарасхват, все Они сообщали о провале Герта Гессарта в Лабардане и о выступлении на митинге прозорливца.
Когда я вышел на арену, я увидел, что Сэйни сидит на первом ряду, слева от входа и улыбается мне. Но публика, встречавшая меня всегда аплодисментами, на этот раз почему-то молчала. Это молчание было гнетущим и ничего хорошего не предвещало. В воздухе что-то носилось. Заговор? Да, очевидно, заговор против меня. Сердце мое мучительно сжалось.
Наверное, я был жалок в своем смехотворном костюме с красным помпоном на берете. Безжалостно светили огромные прожектора. Все лица казались мне синими, как у мертвецов. Шталмейстр произнес обычную фразу, приглашая желающих испытать прозорливца. Поднялся всегда сидевший в первом ряду человек в черном и медленно, словно неумолимый рок, шел ко мне по песку арены.
– О чем я сейчас думаю?
– спросил он.
Я сказал ему, о чем он думает, и был убежден, что сказал совершенно правильно.
– Вы лжете, - ответил человек в черном.
– Вы шарлатан, а не прозорливец.
И он пошел на свое место. Шталмейстер растерянно попросил кого-нибудь выйти повторить опыт. Возле черной занавеси я увидел побледневшее лицо директора цирка. Один за другим выходили людисамые различные люди, тонкие и толстые, маленькие и высокие, даже один горбун - и все говорили одно и тоже:
– Вы лжете! Вы шарлатан, а не прозорливец.
И вдруг по всему цирку забушевала буря. Все орали, вскакивали с мест, швырялись тухлой бататой и кокосовыми орехами.
– Долой! Достаточно! С арены! Долой!
– орали в сто, в тысячу глоток со всех скамей. Я успел увидеть лицо Сэйни, испуганное и возмущенное, выпачканные пудрой лица клоунов, в испуге смотревших на скандал из-за черной занавеси, слышал как будто щелкнул бич в руке шталмейстера, подстегивающего лошадей, почувствовал резкий удар в плечо, зашатался и ткнулся лицом в песок арены, пахнущий лошадиным пометом.