Судьба советского офицера
Шрифт:
– Вы знаете, как называется этот корпус? – вместо ответа, смеясь, спросила Ирина.
– Знаю, – ответил Синеусов и прибавил с улыбкой: – Значит, не всё потеряно?
– Так подходите завтра на то же место после обеда, – предложила Ирина.
– Буду в пятнадцать ноль-ноль!
Он поклонился, взял её руку и быстро поднёс к губам. Затем резко повернулся и, не оборачиваясь, пошёл в сторону военного санатория. Верхняя проходная была уже закрыта. Синеусов легко взял заборчик перекатом, почувствовав позабытую юношескую удаль, и скоро уже был в своём номере, где сиротливо дожидалась впервые за отпуск брошенная на весь вечер пишущая машинка с дежурной страницей в каретке. Синеусов подвинул машинку,
…Обо всём этом, и о своих ощущениях, и о том, что было у него с Ириной, и о том, о чём он знал из её рассказов, Синеусов вспоминал, лёжа на диване спального вагона. А поезд, отстояв у перрона станции Минеральные воды положенное время, вырвался, наконец, на простор.
Сосед по купе, приоткрыв дверь, предложил пойти попить чай вместе со всей его семьей, и Синеусов, поблагодарив, принял приглашение.
Сергей Николаевич и его супруга оказались людьми общительными. Звали супругу Екатериной Владимировной, а дочку – Леночкой.
– Какая же вас эффектная дама провожала! – сказала, обращаясь к Синеусову, Екатерина Владимировна.
– Мне она тоже нравится, – шутливо ответил он.
– Она местная? Я её раньше не видела…
– А я видела, – вставила Алёна и, обращаясь к Синеусову, пояснила: – Вы с ней гуляли по «Цветнику», когда мы шли в театр.
– Было дело… Где только не гуляли…
Принесли чай, и началась бесконечная дорожная трапеза, неспешная за неспешным разговором. Екатерина Владимировна иногда, казалось, теряла нить разговора и как-то необычно поглядывала на Синеусова. Потом вдруг, отвернувшись к окну, надолго замолчала. Синеусов не мог знать, что его прощание на платформе Пятигорского вокзала навеяло на неё воспоминания о том давнем отдыхе в Пятигорске, когда она познакомилась с Теремриным. Синеусов заметил, что Алена более похожа на мать, нежели на отца, можно даже было сказать, что на него она непохожа вовсе.
– Вы, конечно, офицер? – спросил Труворов. – А где служите?
– В военном журнале.
– А мой папа служит в Гэ Сэ Вэ Гэ… Генерал, – вставила Алёна.
Синеусов отметил, сколь привычно девочка назвала сокращенное наименование Группы Советских войск в Германии.
– Военным журналистом я стал недавно, – сказал он. – Ещё год назад командовал мотострелковой ротой, потому что окончил Московское высшее общевойсковое командное училище. А вы не кремлёвец?
– Нет, я окончил Ленинградское ВОКУ, в Петродворце, – ответил Труворов и с улыбкой прибавил: – Наше не уступает вашему пехотно-балетному.
– Пехотно-балетному? – переспросила Алёна, смеясь. – Это ещё что такое?
– На всех парадах, что бывают на Красной площади, в Москве, мы, кремлёвцы, тоже всегда лучшие, – с гордостью пояснил Синеусов. – Вот в шутку и зовут наше училище пехотно-балетным. Ведь успехи в строевой подготовке достигаются долгими тренировками.
Между тем, поезд стал замедлять ход, и скоро за окном потянулись станционные постройки. Когда показался узкий, приземистый асфальтовый перрон, Синеусов, поблагодарив хозяев купе за гостеприимство, пояснил, что хочет прогуляться.
Сергей Николаевич поднялся следом, спросив, у жены, что нужно купить?
– Бога ради, ничего не надо. Того, чем нас в дорогу снабдили друзья твои, не съесть до Москвы. Так что и вы, Александр, пожалуйста, приходите на помощь.
– Спасибо, обязательно помогу, – с улыбкой согласился он и вышел из купе.
Прогулка по платформе ему не очень-то была нужна. Просто хотелось побыть
…Перед вторым свиданием с Ириной он сходил на рынок, выбрал там самый, на его взгляд, великолепный букет и точно в назначенный час занял выжидательную позицию в назначенном накануне месте. Ирина пришла без опоздания. День выдался жарким, и оделась она легко. На ней была алая блузка, подчёркивающая красивую грудь, и короткая юбочка, оттеняющая стройные высокие ноги, о которых говорят, что растут от плеч. Всё было столь ярко, гармонично и просто восхитительно, что, казалось, будто Ирина сошла со страницы журнала мод. Синеусов шагнул навстречу и с бесшабашной удалью опустился на одно колено, протягивая букет.
Она ответила, подобно Бунинской героине из «Чистого понедельника», мягко и ласково:
– Спасибо за цветы… Какой удивительный букет…
– Вы ярче и краше любого самого яркого цветка, – ответил Синеусов, поразившись неведомо откуда взявшемуся красноречию.
– Ну что вы, что вы, – слегка покраснев, возразила Ирина. – Я самая обыкновенная.
Но от глаз Синеусова не укрылось, что ей очень приятны его слова: румянец на щёчках, гармонировал с алой блузкой.
– Куда мы пойдём сегодня? – спросила Ирина, торопясь увести разговор от комплиментов, которые, как она не без основания предполагала, Синеусов был готов расточать бесконечно.
– Я обещал вам показать город.
– А можно я цветы дома оставлю? Вы не обидитесь? Мы же долго будем ходить. Они завянут, пока гуляем…
– Конечно … Я подожду здесь, на лавочке, в тени.
– Вы на «Провале» были? – Спросил Синеусов, когда Ирина вновь предстала перед ним. – Нет? С него и начнём.
И снова им пела арфа, почти не видная с тротуара, по которому они шли в сторону «Провала», и снова с высоты открывался в прогалинах зелени город, только не ночной, а залитый солнцем. «Провалом» именуется не только сам провал в склоне горы, открывший подземное озеро. Так в Пятигорске принято называть целый район, где сплошь санатории, санатории, санатории, выстроившиеся вдоль дороги, огибающей Машук по его склону, близ подножия. Сам же «Провал» превращён в одну из достопримечательностей Пятигорска. К подземному горному озеру с сероводородной минеральной водой, которая и вымыла пещеру, прорыли туннель, а в самом конце его сделали небольшую смотровую площадку на берегу озера.
Сначала Синеусов показал Ирине «Провал» из туннеля, затем они поднялись к самому провалу в склоне. Те, кто никогда не бывал в Пятигорске, не могут заметить случайной или умышленной ошибки в фильме «Двенадцать стульев». Там известные «предприниматели», далёкие предшественники «реформаторов»-ельциноидов, собирали деньги за вход вовсе не в тоннель провала, а к гроту, что находится прямо под Эоловой арфой. Справа – скала, слева – обрыв, отгороженный металлической оградой.
И сам «Провал», и подходы к нему выглядят совсем иначе. К самому же провалу в склоне никаких путей не подведено. Туда ведут тропки. Огорожено это место весьма непрезентабельным заборчиком. Синеусов и Ирина постояли у этого заборчика. А когда спускались вниз по крутой тропке, он впервые и, можно сказать, по исключительной необходимости, обнял её, снимая с высокого бруствера, ограждающего дорогу от оползней. Лишь на мгновение охватили его руки горячую, притягательную талию Ирины, но и этого было достаточно, чтобы не сразу прийти в себя и успокоиться. От «Провала» они вернулись к каскадной лестнице, спустились вниз и пошли через «Цветник» и центральную улицу, к которой он выводил, до самого городского парка, нешумного и малолюдного, но с традиционными колесом обозрения, каруселями и эстрадой.