Судьба всегда звонит дважды
Шрифт:
Теперь, спустя неделю после возвращения, проплакавшись хорошенько и заставив себя все еще раз тщательно вспомнить и проанализировать, не раз содрогаясь от острой жалости к нему, Маша осознала - она просто не может понять, ЧТО пришлось ему пережить. Он имел право вести себя как угодно. Она - нет.
И, самое главное... Она не нужна ему, она мешает его родным. Пусть так. Но ей-то... ей-то он нужен. Жизненно необходим. И она все так же занята поисками информации о нем. Только вот ее мало. Волнения, связанные
После всех пролитых слез в какой-то момент времени плакать она себе просто запретила. А вместо этого включила голову. И решение об источнике информации нашлось тут же.
Они сидят с Гришей в кафе, ни он, ни она не проявляют никакого интереса к принесенному заказу.
– Гриш, расскажи мне все, что знаешь.
Оз медленно кивает. Он совершенно точно знает, откуда у Маши интерес. Он уже почти забыл о том эпизоде, когда пытался поцеловать Масяню, а она ему прямым текстом ответила, куда ему идти со своими поцелуями. Он не очень-то и рассчитывал на успех, но помнит точно, что сказал ей тогда: "Передумаешь - позвони мне. Я буду ждать". Она позвонила, но причина - Бас. Его это сейчас уже и не огорчает, собственно.
Гриша задумчиво отпивает горячий зеленый чай, собираясь с мыслями. А потом решает действительно сказать правду. Все, что знает сам и от Васькиного отца.
– Значит так, Маш. Все более-менее важные системы в организме ему запустили. Последствия травм органов брюшной полости, там разрывы были и...
– он увидел, как она побледнела, и поспешил исправиться: - Извини, я про подробности не буду...
– Говори все!
– у нее такой взгляд, что Озу становится неловко.
– Да это не важно, собственно. С мягкими тканями разобрались, вроде бы. Сосуды там починили в первом приближении, какие смогли. Ампутации ноги, слава Богу, удалось избежать.
Под ее пальцами опрокидывается кружка с чаем. Пока подошедшая официантка убирает последствия такой неосторожности, они молчат. Оз ругает себя за опрометчивое решение рассказать уж совсем все, Мария ругает себя за несдержанность: она должна быть сильной!
– Рассказывай дальше, - она говорит ровно.
– Извини, больше не повторится.
Григорий качает головой, но все же продолжает:
– В общем, суть в том, что ему в ближайшее время предстоит пара операций, или три - как получится. Будут пытаться восстановить... собрать ноги. Ну и... от исхода операций зависит - будет он ходить или нет.
Медленно выдохнула. Медленно вдохнула.
– Что говорят врачи?
– Да что говорят... Ничего! Никаких гарантий, будут делать все, от них зависящее. Там возможности, конечно, офигенные, Ваське повезло. Если там не сделают, то уж...
– Значит, если у них не получится...
– Тогда - в инвалидное кресло.
Она не зря над собой работала. Даже не вздрогнула на эти слова.
– А что... Бас? Как он?
– Я говорил с ним по телефону... пару дней назад. Хорохорится... Это же Бас. Прикалывается, байки всякие травит. Только, знаешь... если уж совсем начистоту... Он уже смирился с мыслью, что его прорайдерская карьера... закончилась. Кататься так, как он мог - это ему уже никак не светит, что бы врачи ни сделали. Там сосуды магистральные не все смогли восстановить на ногах. Но хотя бы ходить... вернуться к более-менее полноценной жизни. Он уже думает только об этом. И...
– Оз вздыхает, хмурится, но говорит дальше: - Он боится. Я чувствую - он, блядь, боится. Да и кто бы на его месте не боялся?!
У нее масса новой информации для размышления. Благодаря Озу.
– Спасибо, Гриш. Я могу тебя попросить?
– О чем?
– Держи меня в курсе, если что, хорошо?
– Хорошо, Маша.
Оз не спрашивает Машу, почему именно он должен держать ее в курсе. У каждого свои заморочки.
____________
– Стас, ты можешь что-то с этим сделать?!
– Не представляю, каким именно образом, Дмитрий.
– Мне категорически не нравится, что моя дочь ошивается по кладбищам! Как ей вообще пришла в голову эта идея?! Скажи ей, что это ненормально!
– Я не могу запретить или указывать художнику, что ему делать.
– Художнику!
– фыркает Тихомиров.
– Ну, неужели ей нельзя заняться чем-то нормальным?! Предложи ей что-то! Что-то приличное, а не кладбище!
– Она работает, - спокойно отвечает Стас.
– Насколько я в курсе. Хотя не в восторге от того, чем она занимается.
– Я тоже, знаешь ли! Днем калымит на свадьбах, вечерами ходит на кладбище и фотографирует! Как это вообще можно совместить?!
– Маша говорит, - в разговор вмешивается Катя, - что для того, чтобы снимать что-то, чтобы это получилось хорошо, в это надо немножко влюбиться. А она сейчас может... только вот такое...
– Катя истину глаголит.
– Бред!
– не соглашается Дмитрий.
– Полный бред! Вот ты, Даша, ты испытываешь что-то к своим пациенткам?
– Если я буду испытывать что-то к той женщине, которую оперирую, я ее убью. Врач должен быть равнодушен и отстранен. Но здесь же другое дело.
– Что за блажь у нее заниматься именно этим?!
– Дмитрий устало ерошит волосы.
– Зачем ей это?! Ей мало горя, что ее тянет на кладбище?! Или я чего-то не понимаю?
– А ты действительно не понимаешь?
– Соловьев внимательно смотрит на друга.
– Нет! Что, это приносит ей облегчение - смотреть на горе других?!