Судьба всегда звонит дважды
Шрифт:
Он не мог ее забыть, даже когда они расстались. И звонил ей так часто, как мог, чтобы не показаться слишком уж навязчивым. Получал нереальный кайф от ее голоса из своего телефона. И строил планы, как он прилетит к ней, и они будут снова...
Все разбилось в пару секунд. Вместе с ним разбились к чертям все его планы на жизнь.
Первые недели он о ней не вспоминал, это правда. Он тогда вообще... был сосредоточен на простейших вопросах выживания. На самых примитивных потребностях своего тела. На том, чтобы заново
А потом... когда она приехала в первый раз... Он же ей обрадовался, как идиот! И поймал себя на мысли, что она первый человек, кроме родителей, которого он бы хотел увидеть. Но вот только выражение ее глаз очень быстро убило эту радость. Маша ехала к парню, с которым у нее начался бурный роман, а приехала... к жалкому калеке. Уж что-что, а жалость он научился различать в глазах сразу за это время! И выносить ее мог только от матери. И он прогнал ее тогда. В первый раз.
А она вернулась...
Бас чувствует, что его начинает потряхивать, и плотнее кутается в одеяло.
Ему тогда было очень херово. Силы кончились, и уверен был - ничего путного уже не выйдет, ни из него, ни из операции. Сейчас это отчаяние казалось необъяснимым, странным, но тогда оно было, он помнит, как по утрам не хотелось даже глаза открывать.
Она вернулась. К нему. Взяла за руку и повела за собой. Не тащила насильно, но и не отпускала. И вытащила его. Вытащила из пропасти безысходности, вытащила своими рассказами, фотографиями, контрабандными пончиками и Гариком. Прикосновениями рук, нежных, но крепких. И тем единственным поцелуем перед операцией. Просто тем, что была рядом все то время, что он нуждался в ней.
И чем он ей за это заплатил? Ох, лучше не думать об этом! Лучше подумай о том, зачем она это делала? Зачем столько времени провела с ним, учитывая, что ее отец был против, Бас в этом сам достаточно болезненно убедился. Почему тратила время, свои душевные силы, энергию на него? Чтобы помочь ему?
Он упорно игнорировал ответ, но сейчас... перед его глазами меняется калейдоскоп картинок.
... Ее острый косой взгляд и неосторожная фраза "А, может, если ты позовешь, то соглашусь!". Сердце у него тогда чуть из груди не выпрыгнуло....
... Она лежит в пушистом снегу и улыбается. А потом улыбаться перестает, когда он начинает наклоняться к ней...
... Она под ним, голая и влажная, ее ногти впиваются ему в плечи, прикусывает губу, пытаясь удержать стон. Не получается. А у него внутри что-то резонирует на ее тихие стоны, и в голове взрывается...
... Маша в обнимку с Гариком на пороге его палаты. Он ее так ждал в то утро. Так сильно ждал...
... Он держит ее за плечо и притягивает к себе. И нереально страшно, что сейчас она отстранится. А вместо этого... И так трудно было потом отстраниться самому...
... Ее
... Она катает его по скверу рядом с больницей. Ему поначалу страшно неловко, а Машка начинает рассказывать анекдоты, один похабнее другого. И ему не остается ничего другого, как поддержать это начинание. Нахохотались они в тот день до колик...
Его дни, наполненные ею.
Ее дни, наполненные им.
Ответ очевиден. Ответ был очевиден с самого начала, но он боялся его увидеть. Он не знал, что это за штука такая - любовь. Но был уверен, что ничем иным это быть не могло. Она его любит. Или... любила.
В стену лбом он уже не просто уперся. Он в нее с размаху стукнулся, так, что в голове загудело, и искры из глаз. Больно, но неэффективно.
Человека, который его любит, он собственноручно оскорбил и прогнал. Кто он после этого? Слов даже нет таких, чтобы назвать! Отец сказал - в ноги падать, колени целовать. Он бы и упал, и поцеловал, да все что угодно, а не те жалкие слова извинений, что он блеял в последнюю их встречу... Да только как до Маши добраться теперь? Ее чертов папаша и нежелание говорить с ним!
Идея в голове оформилась внезапно. Странно, что он не додумался до этого раньше. Стараясь не шуметь, прошел в соседнюю комнату. Тихо, отец спит. Так, телефон на тумбочке. Вернулся к двери, по закону подлости зацепил что-то, судя по звуку - горнолыжные ботинки.
– Василий, это ты там буянишь?
– хрипло спрашивает отец.
– Я, кто же еще. Извини. Телефон твой взял, позвонить надо. Можно?
– запоздало.
– Можно, - вздыхает отец.
– Не шуми больше.
Спонтанно, необдуманно, совершенно не вспомнив, что сейчас глубокая ночь, набирает по памяти ее номер. Слушает гудки и одними губами шепчет: "Пожалуйста, пожалуйста... ответь мне"
– Да?..
– голос у Маши спросонья, негромкий и с хрипотцой.
Именно в этом все и было дело, он это потом понял. Что он ей позвонил посреди ночи, и Маша взяла трубку, не взглянув на номер абонента. Да и не ждала уже его звонка. И напрасно...
– Маша, это Бас. Я прошу тебя, не бросай трубку, пожалуйста. Это очень важно.
Томительно долгая пауза. А потом:
– Говори.
– Маш, мне нужно с тобой поговорить. Лично. Не по телефону. Это очень важно. Жизненно важно. Я прошу тебя.
Она молчит. Между ними тысячи километров, но ему кажется, что он слышит ее дыхание в трубке. Что ж он такой косноязычный-то, а?! Что же сказать еще?!
– Маш, я тебя прошу всего об одной встрече. Я потом больше... не побеспокою тебя. Но мне очень нужно поговорить с тобой. Мне очень нужно кое-что сказать тебе. И спросить тебя... кое о чем. Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО важно.