Судьба всегда звонит дважды
Шрифт:
И они сидели, обнявшись и соприкасаясь лбами, на полу душевой кабины, под тропическим ливнем на двух квадратных метрах, насквозь мокрые и абсолютно счастливые.
_______________
Поскольку обретение жабр не входило в их ближайшие планы на жизнь, из душевой все же пришлось вылезти. Наспех вытерлись одним на двоих полотенцем и, держась за руки, быстро перебрались под одеяло. Кровать узкая, то, что называют "полуторка", но им совсем не тесно. Не тесно лежать, прижавшись телами, гладить пальцами лица друг друга, шептать какие-то
– Я смотрю, тебе со мной хорошо...
– Не представляешь, как...
– его пальцы наглаживают любимое и упругое, до которого так удобно дотягиваться.
– Что ж ты тогда на часы поминутно смотришь?
– Ой, - Бас смущен, - твоя подруга... она сказала, что у меня есть два часа. И час и сорок минут уже прошло...
– Тогда, наверное, нам действительно лучше встать и одеться, - усмехается Маша.
– Подожди. Послушай... я хотел спросить... тебя скоро ждут дома?
Она не отвечает так долго, что его только что обретенная сладкая безмятежность тает сама собой. Маша вздыхает.
– У меня билет на завтра...
– Черт, ну почему?!
– не выдерживает, срывается.
– Почему, как только у нас секс, так нам тут же нужно расстаться?!
– Вась, ну не преувеличивай...
– Ты можешь остаться?
– настойчиво.
– Пожалуйста.
Она еще раз вздыхает, гладит его по затылку.
– Васенька... У меня съемка. Запланированная, долгожданная. Важная. Меня мой учитель и наставник пригласил в свой проект, очень интересный и значимый профессионально. Это признание, Вась. Я не могу отказаться.
Ему эгоистически, по-детски хочется закричать: "Что, это важнее меня?! Важнее нас?!". Но вспоминает. Сколько она отдала ему своего времени, душевного тепла. И теперь он просто не имеет права что-то требовать от нее. Даже несмотря на ее любовь к нему. Но отказаться от нее... Нет, не отпустит и не отдаст.
– А потом? Вернуться сможешь?
– Куда вернуться?
Он все решает мгновенно.
– Маш, послушай. Нам... надо побыть вместе, вдвоем. Какое-то время. Чтобы никто не мешал, чтобы мы могли поговорить и... Мне столько нужно сказать тебе! Я бы не хотел отпускать тебя сейчас!
– Вась...
– Я все понимаю. Про важные дела и прочее, - он морщится. Это у него теперь нет важных дел, а Маша успешный фотограф, у нее расписание, график.
– У нас есть семейное шале, в Тине. От деда осталось. Я буду ждать тебя там. Приедешь? Только ты и я.
– Конечно, - она улыбается и прижимается к нему, обнимая крепко-крепко.
– Неделя, максимум, две. И я вся твоя.
– Звучит многообещающе...
– дальнейшее продолжение фразы тонет в трели звонка.
– Черт!
– он.
– Сонька!
– она. И, спустя секунду, озарением: - Бас, у тебя же вся одежда... мокрая!
Они хохочут, глядя друг на друга, между тем, звонок снова напоминает о том, что их уединение нарушено. Маша, наконец, встает с кровати, натягивает короткий халатик.
– Лежи тут, - командует Басу.
– Я сначала сама с Соней объяснюсь. Вляпалась я, - дразнит его, - из-за тебя.
– Это я вляпался, - он смотрит на нее с кровати.
– И я тебе умоляю. Скажи ей, что тебе хорошо. Иначе меня кастрируют. Овощерезкой.
– Мне замечательно, - она посылает ему воздушный поцелуй. Еще одна трель звонка, уже очень длинная.
– Все, я побежала. Сонька в гневе страшна!
_________________
У него стойкое ощущение "дежа вю". Снова - близость с ней и разлука. В прошлый раз хоть секса было больше. А в этот раз... это было больше просто... отчаянное продолжение телами тех слов, что они сказали друг другу. И то - один раз всего. А потом эта вредная Сонька, которая подкалывала его все то время, которое он ждал, пока высохнет одежда. Из ее квартиры он с наслаждением сбежал, прихватив с собой трофей в виде Маши. И они гуляли допоздна, как самые распоследние романтики. Заходили попить кофе в маленькие кафе, целовались на набережной и кормили голубей.
А на следующий день он проводил ее в аэропорт. И рванул в Тинь. Ждать.
Поначалу было неплохо, привел в порядок шале, в котором редко кто бывал теперь. Навестил некоторых из своих давнишних знакомых, тех, кто был на месте. Паранойя пришла, когда в один он звонков он услышал в трубке фоном знакомый до зубной боли голос. Машкин отец.
И вот тут он понял. И начал представлять в красках. Как этот змей подколодный каждый вечер ездит Машке по ушам на тему его, Баса, непригодности и неподходящести для Маши. И напоминает ей, какой он, Бас, урод и как он ее обидел. И что он ее недостоин. И... Бас был уверен, что красноречивый Машин папаша найдет массу приличествующих случаю слов.
И он всерьез засобирался ехать к ней обратно, в Москву. В панике, что теряет ее. Накрутил себя совершенно. Маша по телефону убеждала его, что скоро приедет, советовала: "Выдыхай, бобер" и утверждала, что любит. Прошла неделя, потом вторая. Машин значимый проект затягивался, его собственная агония - тоже. Уходил с каждым днем все выше в горы, но даже там ему не становилось легче, тоска и паника снедали его.
Он ждал ее долгих двадцать четыре дня. Когда она позвонила и сказала, что прилетает, он напился. В первый раз после падения.
_________________
Он даже не поцеловал ее при встрече в аэропорту. Придержал за плечи и в глаза смотрел - долго и пристально.
– Ты любишь меня?
– Вась, - она вздыхает преувеличенно размеренно, - как можно разлюбить человека за пару недель?
– Я задал тебе вопрос!
Она сама, первая, обнимает его, целует в губы - крепко, жадно.
– Люблю. Очень. Ты мой любимый параноик. Поехали уже. Кто мне обещал показать достопримечательности Тиня?