Судьба. Книга 2
Шрифт:
После еды снова пили чай. Вытирая вспотевший лоб, джигит приподнял тельпек, открыв уложенные венцом тяжёлые женские косы, которым было тесно под объёмистой папахой. Бекмурад-бай и его жена не удивились: они-то хорошо знали, кто к ним пришёл.
— Есть, мой хан, два-три человека, из-за которых я терплю неприятности, — начал Бекмурад-бай. — Если правду сказать, муки терплю. Ложусь — они занозой в бок лезут, хожу — в пятки втыкаются. Спать спокойно не могу, пока эти люди на свете живут! Всё перепробовал, ничего не получается. С друзьями советовался — все в один голос говорят: «Обратись к Сульгун-хан. Если она возьмётся, всё будет сделано». Ваше имя очень большой славой
Ханум, как заведённая, кивала головой на каждую фразу мужа, не сводя угодливых глаз со спокойного лица Сульгун-хан. Бекмурад-бай мог бы добавить к сказанному, что Сульгун-хан со своими джигигами грабит богатые караваны и раздаёт захваченную пшеницу нищим беднякам. Но у пего язык не поворачивался хвалить то, что он считал настоящим разбоем, да и неизвестно ещё, как приняла бы эти олова гостья.
Отдуваясь, она помахала на своё разгорячённое чаем и едой лицо обеими руками, засмеялась:
— Чай пронял! Ханум, оказывается, такая женщина, которая специально создана для того, чтобы варить обед и заваривать чай.
Подтянув полу чекменя, Сульгун-хан подкладкой вытерла лицо.
Ханум, не поняв тонкой насмешки гостьи, заулыбалась, закивала головой.
— Двери этого дома открыты для вас в любое время, наш хан, — с готовностью отозвался Бекмурад-бай, досадуя, что Сульгун-хан никак не реагирует на его слова. — Приходите! Чай и чурек у Ханум всегда готовы. Будем рады, когда бы вы ни пришли!
Сульгун-хан, наклонив красный с золотыми обводами чайник, наполнила пиалу до краёв, лениво отхлебнула глоток. Бекмурад-бай заговорил снова:
— Наш хан, здесь нет лишних людей, я хотел бы сказать вам два-три слова… У меня к вам большое дело. Очень большое дело! Я не могу избавиться от тех людей, которые занозами впиваются в мои ноги. Перед человеком, который избавит меня от этих заноз, я готов выложить всё своё богатство, добытое тяжёлым трудом. Обращаюсь к вам, наш хан, с такой просьбой, только вы можете её выполнить! Если выполните, до самой смерти буду считать вас выше родной сестры!
Осмелься кто-нибудь год назад сказать Бекмурад-баю, что он будет так унижаться перед женщиной — перед Сульгун-хан! — он убил бы такого человека на месте. Но время течёт, происходят разные события, которые раньше и во сне не снились, меняются люди и отношения. И сегодня Бекмурад-бай не ощущал особой неловкости от своего двусмысленного положения.
— Кто они и где?
Вопрос прозвучал коротко и холодно.
— Они не знатные люди, — сказал Бекмурад-бай. — Это просто безродные шалопаи, которые грабят и беспокоят честных людей. Где они живут — неизвестно. Может быть, в пустыне, под открытым небом… Или в чабанском коше. Или в седле каком-нибудь. Иногда появляются здесь, в городе, на Чарджоуской улице — совсем обнаглели бродяги! Я человека поставил наблюдать за этой улицей. Но чаще всего они в селе арчина Мереда бывают. Одного Дурды зовут — он из этого села
Сульгун-хан потянулась за кушаком.
— Ладно, Бекмурад-бай. Может быть, скоро избавишься от своих врагов. Нет такого человека, которого при желании нельзя было бы разыскать. Попробуем.
Она поднялась, затягивая кушак на своей по-девически тонкой талии. Поднялись Бекмурад-бай и Ханум.
— Я верю, наш хан, что если вы возьмётесь за них, они никуда не скроются от вашего глаза, — сказал Бекмурад-бай.
— От пули! — бесстрастно поправила Сульгун-хан.
— Мы ничего не приготовили для вас, наш хан! — затараторила Ханум. — Не нашли для вас достойного подарка и постеснялись. Возьмите хоть это! — она протянула шесть пятисотрублёвых ассигнаций. — Этот маленький подарок ничтожен по сравнению с вашим делом!
Сульгун-хан равнодушно положила деньги в карман и, уже выходя из калитки, сказала:
— Не беспокойся, Бекмурад-бай! Долго ждать не придётся.
Недаром говорят, что в стенах есть мыши, а у мышей — уши. Возможно, где-то сказала неосторожное слово Ханум, а может быть, сама Сульгун-хан не посчитала нужным хранить просьбу Бекмурад-бая в тайне, но так или иначе слух, словно тоненький ручеёк сквозь запруду, просочился в народ и достиг ушей Берды и его товарищей.
Однажды Клычли вернулся домой раньше обычного,
Огульнияз-эдже сидела у приотворённой двери и расчёсывала шерсть, делая из неё аккуратные пучки.
— Что так рано? — спросила она сына.
Клычли не ответил, и она подняла голову:
— Ты не заболел ли?
— Нет, мама, — сказал Клычли, подсаживаясь к ней, — не заболел, просто так пришёл. Вот слухи ходят, что Сульгун-хан обещала Бекмурад-баю убить Берды.
— Слухи, сын, собака на хвосте носит.
— Нет, эдже, правильными они оказались!
— Откуда знаешь?
— Так думаю. И Сергей так думает. Недавно проехала Сульгун-хан мимо водяных машин. Сергей сказал мне: «Посмотри, к кому она направилась». Я видел, она слезла с коня перед домом арчина Мереда.
— Он давно уже не арчин! — проворчала Огульнияз-эдже.
— Это всё равно, мама, арчин или не арчин, но к друзьям Берды его отнести нельзя. И если Сульгун-хан остановилась у него, то вряд ли надо ждать хорошего. Она определённо разнюхивает, где и когда бывает Берды, чтобы напасть на его след. А если у тебя враг Суль-гун-хап — ходи осторожно: она не Бекмурад-бай.
Огульнияз-эдже отложила дарак [33] , крепко опёрлась рукой на плечо сына.
— Слушай меня, Клычли-джан! Если будешь волочить полы, найдётся много желающих наступить на них. Полы подбирать надо! Что бояться этой бабы? Баба и есть баба, она не ровня джигиту. Спрашивает она поле — надо сказать: «Мы тоже ищем поле!». Сразу у неё штаны мокрыми станут! Ну-ка идём к Берды, потолкуем…
Берды, Аллак и Дурды в это время отсиживались в доме Клычли и тоже толковали о сговоре Сульгун-хан с Бекмурад-баем. Когда Клычли сообщил, что Сульгун-хан находится в доме Мереда, Аллак забеспокоился, а Берды порывисто вскочил с места:
33
Дарак — приспособление, на котором расчёсывают шерсть.