Судьбы и сердца

Асадов Эдуард Аркадьевич

Топчется, а щеки побурели.

«Можно мне, Галина Николавна,

Вам помочь… Мы вот уже… У цели…»

Я шепчу: «Спасибо… Где же вам…»

Но уж он меня, как нянька, обнял,

Мягко, будто перышко, приподнял

И понес к распахнутым дверям.

А ведь у него, я говорила,

Нет ноги. Ты умный, ну скажи:

Разве тут физическая сила?

Тут не то. Тут красота души.

И вот так всегда, я убедилась:

В трудный час повсюду

есть друзья.

Впрочем, я совсем заговорилась,

Только о себе все: я да я!

Главное — ты дома! Ты вернулся!

И отныне вместе мы навек!.. —

Николай Васильевич улыбнулся:

— Верно, мой хороший человек!

Я же обещал вам, что приеду,

Даже время указал: в обед. —

Дочь вздохнула: — И пришел к обеду

С опозданьем на семнадцать лет…

Он собрал морщины возле глаз

И сказал: — Мы шли к огромной цели,

Но не все в дороге разглядели.

Что ж, не раскисать же нам сейчас!

Что скрывать: куда как горько было

Знать, что зря нагрянула беда.

Только верь мне: ленинская сила

Нас не покидала никогда!

Завтра точно жди меня к обеду.

Утром мне вручают партбилет.

Что глядишь? Теперь-то уж приеду!

Ни на миг не опоздаю. Нет!

Дел у нас теперь невпроворот.

Даром, что ли, мы с тобой Ершовы?

Завтра ж из райкома на завод.

Отдыхать? Забудь ты это слово!

Кстати, вот что я хотел спросить:

Ты теперь ведь не Ершова, знаю.

Ну а он? Как он-то хочет жить?

Ты прости, коль что не понимаю.

Про него ты только намекнула.

Мой характер — все сносить молчком.

Что ж, вы разошлись или подуло

Просто в сердце зимним холодком?

Дочь качнула тихо головой

И оказала, отстранись от света:

— Он для нас совсем теперь чужой.

Был и нет… И кончено про это.

— Ну, а вдруг (ты потерпи немного),

Вдруг потом развеется гроза? —

И, как в детстве, ласково и строго

Посмотрел ей пристально в глаза.

— Жизнь сложна: порой одно лишь слово —

И от всех барьеров только след…

Вдруг, представь, увидитесь вы снова.

Сердце дрогнет? Дрогнет или нет?

И отметил с гордостью невольной

В синем взгляде легкий блеск свинца.

Да, такая, пусть ей очень больно,

Твердой быть сумеет до конца!

— Знаешь, папа, да, меня тревожит

Мысль о встрече где-нибудь в пути…

Ну а сердце… Кто ж предвидеть может,

Как оно начнет себя вести?

Только нет, не жду я переменьы.

Наша встреча? Есть ли в ней нужда?

Впрочем,

он и сам-то в эти стены

Не придет, пожалуй, никогда.

Глава XI ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР

Но он пришел. Негаданно, нежданно…

Войдя, смутился, робко помолчал…

Потом спросил Галину Николавну

И в дверь жены чуть слышно постучал.

Она сидела с кипою тетрадей

Перед столом, не поднимая глаз.

И шум услышав, молвила не глядя:

— Вам перцу, тетя Шура? Я сейчас!

А возле шкафа над солдатским строем

Пыхтел малыш. Его малыш. Его!

И так вдруг захотелось взять героя,

Прижать к себе, и больше ничего…

Как все нелепо! Мирная картина:

Жена и сын! И не его семья…

И, вновь взглянув на тоненькую спину,

Он тихо молвил: — Галя, это я…

Она не ожидала этой встречи!

И точно от внезапного толчка,

Он видел, как спина ее и плечи

Вдруг, покачнувшись, дрогнули слегка.

И все же, если честно говорить,

Об этом часе думала Галина.

Пусть с ней расстался. Но не может быть,

Чтоб не пришел он посмотреть на сына!

Ведь сколько раз бессонными ночами

Она решала, как себя держать.

Во что одеться? Что ему сказать?

И долго воспаленными глазами

Смотрела в ночь, в заснеженную даль,

Боря в душе обиду и печаль.

На все: на труд и на улыбки даже

У хрупкой у нее хватало сил.

Все было ясно, как кивнет, что скажет,

Но время шло, а он не приходил.

А жизнь вокруг бурлила, клокотала,

Сережка рос веселый, озорной.

И боль ее сдавалась, отступала,

Сменяясь на спасительный покой.

И вот сегодня точно выстрел грома

Былое вдруг плеснул через края —

Раздался голос близкий и знакомый,

Сказавший тихо:

— Галя, это я…

Взглянув назад, Галина быстро встала,

Пошла… Остановилась перед ним.

И тут слова, что прежде подбирала,

Вдруг разом улетучились как дым.

Решала встретить сухо, деловито.

А с губ слова иные сорвались.

И вместо: — Здравствуй, тронута визитом! —

Она сказала: — Ну входи, садись…

Нет, он почти совсем не изменился.

Вот разве только малость похудел.

Немного подбородок заострился,

Да волос чуть, пожалуй, поредел.

А так все тот же: статный, кареглазый,

Все с тем же взлетом смоляных бровей.

Все так же мягко произносит фразы,

Да, перед нею он — ее Андрей!