Судьбы изменчивые лики
Шрифт:
Выходя из моря, несмотря на закалку, почти обессиленной, а скорее, опустошенной, с одним желанием свалиться под тент на уже полюбившийся лежак, Глория вдруг заметила, что кто-то бесцеремонно уже расположился на нем.
— Мадам, вы, наверное, прообраз той, что пеной морской была рождена? Я решил ждать до победы. Ведь должно же наступить время, когда вы, наконец, выплывете?
Вода, стекающая с успевших выгореть белесых волос, ручейками растекалась по всему телу и уходила в песок. Она стояла перед этим симпатичным человеком, который, откровенно разглядывая, улыбался ей, в полной растерянности, не зная, что предпринять и, вообще, что делать? Нахамить за такую бесцеремонность? Но она была рада его видеть. Сделать вид, что его присутствие ей безразлично? Но и это было неправдой. Уплыть обратно в море? Полное ребячество!
— Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Ты такая красивая… У тебя сильное красивое тело. Я пришел, чтобы увидеть тебя и спасти от морского плена, из которого вырваться сама ты, похоже, не сможешь никогда, — все с той же улыбкой, тихим, спокойным голосом, но тоном, не терпящим, а скорее, не предполагающим возражения, произнес незнакомец, поднимаясь навстречу Глории. Взяв за руку, он так нежно привлек ее к себе, что даже самая предвзятая к отношениям мужчины женщина и в самом плохом расположении духа, не смогла бы устоять перед таким вниманием. Глории же показалось, что во всех ее эмоциональных системах наступил паралич. Все было так неожиданно. Она красива, у нее красивое тело, она нравится. Но ведь совсем еще недавно все эти категории были предметом ее совершенно плохого настроения, многочисленных сомнений.
Да, она вовсе не ощущала своего возраста, не видела особой разницы между собой и теми, кто был моложе ее, всегда следила за собой. Но все равно во внешности уже хотелось что-то изменить, подправить. Она часто в последнее время укоряла себя за то, что мало времени проводит в тренажерном зале, да и массаж хотя бы отдельных частей тела давно не мешало бы сделать. Волосы отросли, вмешательство парикмахера тоже было бы кстати. А тут, оказывается, она может вполне нравиться такой, какая есть, — мокрой, прилизанной, без макияжа. Вот уж точно — самая дорогая красота — естественная. По сложившейся многолетней привычке все анализировать в сознании Глории этот процесс начал происходить достаточно интенсивно. Она терялась в догадках, путалась в сомнениях. С одной стороны с трудом верилось, что ее воображаемый образ соответствует действительности. Он, что, не видит или не понимает, что она вовсе не молода? Ну, стройна, подтянута, загар. Но все равно понятно, что не первой свежести. Наверное, очередная лесть, или же опережающий комплемент для решения каких-то своих дел? Но зачем? Он даже не знает, кто она, откуда, чем занимается, и вообще, на каком языке разговаривает? Возможно и правда все то, что он говорит. Но, ему-то зачем она нужна? Вокруг так много молоденьких девиц и молодых леди. Для полного сил и страсти импозантного мэна есть где разгуляться, даже с его самыми авантюрными фантазиями.
— Юсуф, меня зовут Юсуф, — глядя Глории в глаза, произнес этот так странно появившийся в ее жизни человек. — Оставь все свои сомнения. Смятения в твоей душе вовсе тебе не к лицу. Я думал, ты старше, а ты молода и прекрасна. Я украду тебя сегодня. В этих местах есть еще кое-что интересное, кроме моря, — все еще держа в своих больших ладонях ее руку, проговорил Юсуф. Прикоснувшись к ней сухими губами, заглянув в ее распахнутые, полные растерянности глаза, как бы спрашивая согласия, он, задержавшись еще на мгновение, затем, медленно, рассекая своими стопами песок, побрел прочь от этих мест. Глория так и осталась стоять обескураженной от всего происшедшего. Только потом, оставшись одна, она дала волю своим эмоциям. Сначала ее душил смех. Ну, это же просто смешно! Ну, как можно было в одночасье все так запутать и перепутать? Отсмеявшись вдоволь, ей вдруг стало совсем грустно, до безумия грустно. Пожалуй, впервые за долгие годы она задумалась над своим возрастом, над тем, как ей казалось, огромным отрезком времени, отделяющим ее от образа, который существовал в иллюзиях этого незнакомца и того, в котором жила в реальности. Впервые стало грустно, что эти уже когда-то прожитые годы навсегда ушли в вечность, и что бы она не предпринимала, как бы не щадило ее время, ей уже никогда не будет 35, и даже 40 и 45. Глория представила себя в каждом из этих возрастов, представила, какими бы заботами сейчас жила, будь ей на 10 или 15 лет меньше. Она любила каждый свой жизненный период, и у нее никогда не возникало желания что-то изменить, тем более возвратиться в прошлое. Пожалуй, впервые ей захотелось повернуть время вспять. Как бы сейчас без оглядки на возраст и обстоятельства она, словно в омут, бросилась бы в стихию рождающихся чувств, отдалась бы во власть этого незнакомца. Но реальность такова, что кто-то другой, а не она, станет жить чувствами этого человека, пойдет с ним по жизни, любя, страдая, восхищаясь. И ничего с этим невозможно поделать, невозможно изменить. Она должна оставаться в своем времени, жить в ладу со своим возрастам и обстоятельствами. Просто всю эту историю надо воспринимать, как приятное мгновение. Ей посчастливилось заглянуть в прошлое, которое в силу каких-то обстоятельств, могло бы сложиться совсем по-иному.
Глория вовсе не ждала Юсуфа. Все больше и больше она не хотела этой встречи, которая могла еще больше растревожить душу. И чем сильнее она отталкивала от себя мысли, убегала от нахлынувших чувств, тем больше ее влекло к этому человеку. Захотелось опять уплыть далеко-далеко в море, туда, где не могло быть никаких проблем, а только ты, твой мир и эта чарующая синева.
Огромный желто-оранжевый шар, на какое-то мгновение зависший над горизонтом, начал медленно опускаться за ту черту, где сходились небо и море. Глория все брела и брела песчаным берегом, не думая ни о чем. Легкий предвечерний ветер волновал ее развевающиеся волосы, золотившиеся в лучах заходящего солнца огненно-оранжевыми оттенками. Пожалуй, впервые за все эти дни и недели ей было легко и покойно. Это море с его ласкающим теплом и убаюкивающим волнением, тихим шепотом, который успокаивал, принося душевное раскрепощение. Эти набегающие волны, которые, будто запрятывая понадежнее все сомнения, уносили в свои глубины земные проблемы. Они казались такими мелочными, ничтожными, что сами собой растворялись и уходили в небытие, а оставалась жизнь, просто жизнь такая, какой она была сейчас, сегодня, какой будет в наступившем дне.
— Вот ты где? Плен морской сменяется пленом общения с природой? Как зовут тебя, незнакомка, неприступная и романтичная?
— Глория я, а иначе «слава». Вот и манят меня море, стихия, простор, чтобы мир этот славить, — будто закладывая первые строки для будущего поэтического опуса и приняв соответствующую позу, ответила Глория, лукаво улыбаясь Юсуфу. В ее глазах вдруг всеми разноцветиями заискрилась бирюза, переливы которой, сливаясь с переливами зеленовато-голубых оттенков собирающегося на покой моря, излучали теплоту, умиротворенность, а золотисто-огненные, летящие на ветру волосы, перешептываясь, словно зазывали в свою стихию. Юсуф сильными руками привлек к себе Глорию. Вдыхая ароматы ее тела, он все больше погружался в струящуюся энергетику Глории, растворялся в нежной ауре, сливался с ее миром и шелковистым бархатом тела. Ничто не могло удержать его страсть.
В узких улочках Эфеса особо ощущался зной. Он преследовал повсюду, обхватывал со всех сторон, исходил, казалось, даже от древних плит, булыжника, которыми была вымощена дорога. Она то уходила вверх, то неожиданно за поворотом резко меняла свое направление в сторону моря. В нижних этажах плотно прилегающих, теснящих друг друга домов местились лавки, магазинчики, продавцы которых бойко завлекали туристов и просто прохожих. Пройти мимо, обойти их своим вниманием было просто невозможно. Кругом все сияло, блестело, искрилось разноцветием красок, которые напоминали один огромный яркий турецкий ковер. Особые ароматы благовоний, традиционного для этих мест кофе, сандалового масла, гранатового чая стойко повисали в воздухе, дополняя общую картину этого экзотического уголка.
Глория, переходя от одной лавки к другой, ведомая Юсуфом, просто не успевала разглядеть все великолепие многочисленных предметов. Да и не старалась этого сделать. Ее узкая ладошка мерно покоилась в его широкой ладони, и ей нравилось улавливать, ощущать биение его сердца, реагировать своим сердцем на все посылаемые им импульсы. Ей нравилось просто бродить по этому миру, наслаждаясь тем, что так неожиданно послала ей судьба. Глория никогда не думала, что в ее жизни наступит момент, когда она не будет задумываться над тем, какой человек вдруг оказался рядом, просчитывать варианты возможных отношений, определять степень его интеллекта, социальное положение, а будет просто наслаждаться красивой внешностью, восхищаться его силой, упиваться тем, что ты все еще нравишься. Она ловила себя на мысли, что это состояние вовсе не было женским тщеславием. Ей действительно было хорошо, необыкновенно хорошо, непривычно легко и даже беззаботно, совсем как в юности, когда приходит вдруг увлечение, и ты думаешь, что впереди долгая жизнь, в которой ты будешь парить над миром в этом никогда не проходящем состоянии любви. Ей даже не было грустно от того, что значительная часть этой долгой жизни уже прожита. Она наслаждалась до упоения жизнью сегодняшней.
Глория любовалась статью Юсуфа, его сильным телом, лицом с легкой улыбкой и бархатистыми бордово-вишневыми глазами. Крепко держа ее за руку, легко подхватывая там, где надо было преодолеть сложный участок, Юсуф уверенно вел ее только ему ведомыми маршрутами, чему Глория вовсе не сопротивлялась. Иногда она мило грозила пальцем ватаге ребятишек, которые бежали за ней, показывая на ее волосы, бурно обсуждая необычный для здешних женщин играющий в лучах летнего зноя их рыже-золотой цвет. Иногда кокетливо подмигивала очередному излишне любопытному торговцу, который, откровенно рассматривая ее, посылал знаки восхищения. Ее летящие одежды нежно-бирюзового цвета приоткрывали силуэт красивого тела, легкие сандалии с плетением, уходящим вверх, подчеркивали стройность ног. Она походила больше на греческую богиню, грациозную и утонченную.
Над Эфесом уже опускалась вечерняя мгла, которая незаметно укутывала путников своим ласкающим южным теплом. А они все бродили и бродили по его узким улочкам, переходя от одной лавки к другой, иногда останавливаясь, чтобы полакомиться восточными сладостями или же насладиться ароматным гранатовым чаем.
Заиграла тихая мелодия волшебной флейты, загорелись приглушенным светом лампады, на небе вспыхнула звезда, покровительница этих мест, рядом с горящим полумесяцем. Разместившись на ярких подушках, разбросанных на огромном восточном ковре, Глория вместе с Юсуфом вслушивалась в звуки наступающей южной ночи, в биение сердец, погружаясь в манящий мир таинств и любви турецкой ночи.