Судьбы изменчивые лики

Голубева Наталья

Пьянящие ароматы сладострастия, зажигательные ритмы южного танца, тихая мелодия флейты восточного волшебника и зазывный голос муллы на рассвете, напоминающий, что на смену любовной неге приходит время покаяния и очищения души, — все эти картины, сменяя друг друга, всплывали в сознании Глории, заставляя переживать их снова и снова, наполняя душу давно забытыми или доселе неизвестными чувствами.

Она все набирала и набирала темп, ускоряя свой красивый брасс. Стремительно рассекая загоревшим до бронзы телом божественной красоты водный покров так, чтобы не повредить его, Глория метр за метром оставляла позади водную гладь.

Впереди во всем великолепии ее приветствовала знакомая яхта с игривыми дельфинчиками на борту и Юсуф с неизменной обворожительной улыбкой. И до счастья оставалось всего-то ничего. Оказывается, так мало нужно для этого самого счастья. Просто надо, чтобы тебя любили, а возраст для женщины — это такая условность, на которую вовсе не стоит обращать внимания, тем более, если ты действительно Женщина.

В небесах и на земле

Не

спалось… Уже которую ночь одно за другим наплывали воспоминания. Вот и теперь они растревожили сердце и теребили душу. Стас потянулся за пачкой сигарет. В его жизни было много сложных периодов, но закурил он только после их расставания. Невольно он поймал себя на мысли о том, что в последнее время у него вообще появилось много странных привычек, например, ничем не объяснимая манера просыпаться в пять утра и заполнять утренние часы информационным мусором. Стас даже пытался убедить себя в том, что это важно для его работы. Но, в сущности, она была никому не нужна, как, впрочем, и многое из того, что он делал в последнее время.

Время… За какие-то 10–15 лет он стал самодостаточен, респектабелен, приобрел уверенность в себе. В нем появилась даже некоторая вальяжность, так не свойственная ему ранее, большую часть своей жизни посвятившему армии. Путь к этому благополучию был далеко не безоблачным. Но все это осталось в прошлом. Стас пережил так много, что все события из его прежней жизни, казалось, должны были бы давно уже затеряться в глубинах памяти.

У него были женщины, разные. Он даже не пытался вспомнить об отношениях ни с одной из них. Они просто приходили в его жизнь, уходили, потом опять возвращались. Все такие предсказуемые и до простоты понятные. Стас давно был в разводе, но восстановил отношения с бывшей супругой. Зачем? После всех обид этого можно было бы и не делать. Но так было нужно для его нового имиджа благородного, участливого к судьбе близких людей человека.

Бесконечные встречи, поездки. На какое-то время все эти события, казалось, стерли из его памяти прошлое. Но последнее время было для него просто невыносимым. Это уже начинало походить на какое-то наваждение. Ее образ преследовал его повсюду. Он, который не мыслил свою жизнь без комфортабельного авто, бродил вечерами по городу, вглядываясь в лица прохожих с надеждой встретить ее. Он знал, что она уже давно живет в этом городе, может быть где-то совсем рядом с ним. Стас ложился с мыслью поскорее погрузиться в принадлежащий только ему мир воспоминаний. Над ним довлело какое-то непонятное состояние. Это вовсе не было отчаянием, безысходностью. Глодало ноющее чувство утраты, чувство, что когда-то он потерял что-то очень важное в жизни и теперь без него она теряет всякий смысл, превращается в существование.

Стас ловил себя на мысли, что ему ничего не надо, он имел все. Но это «все» в последнее время отзывалось какой-то глухой пустотой: пустой дом с массой, наверное, нужных и дорогих вещей; пустой город с суетой снующих людей; пустая душа при обилии друзей. Если бы он мог тогда знать, что наступит иное время, неужели бы он принял такое решение. Он знал, что для него оно будет трудным. Но разве он мог представить себе, как может плакать душа зрелого мужчины. Ему хотелось уйти от всех: от назойливого внимания неожиданно появившихся многочисленных знакомых, каких-то женщин, видевших в нем удачную для себя партию. Чтобы хоть как-то оградиться от реальности, в кругу своих знакомых Стас методично внушал мысль о том, что его кайф — это аналитика, он весь в ней. Он больше не собирается создавать семью, ему не нужна никакая женщина. Боже, как нужна была ему женщина, именно его женщина, та, которая жила в его памяти, присутствовала в подсознании все эти годы и вернулась к нему в его мыслях именно сейчас. Как много он отдал бы сегодня за то, чтобы не было между ними этих долгих лет.

С самого утра у Стаса день не заладился. Через неделю в дивизию из Калининграда прилетал командующий. Даже беглая проверка реквизита перед предстоящими учебными полетами оставила удручающее впечатление. Предстояла отработка пилотажной техники на новых тяжелых бомбардировщиках, а на аэродроме не оказалось двух прожекторов. На его памяти ничего подобного еще не случалось. В дивизии он был всего несколько недель, но, как ему показалось, происходили здесь явно странные вещи. При утреннем докладе на его вопрос: «Что же, черт побери, происходит и что все это значит?» дежурный по гарнизону спокойным и невозмутимым голосом отрапортовал, что два прожектора с личным составом отбыли в распоряжение Дарьи Владимировны и будут возвращены обратно после всех мероприятий. От такого неожиданного ответа Стас даже не нашелся, что и сказать, только и смог пробурчать что-то невнятное, типа: «У нас здесь что, филиал филармонии?» После чего установилась какая-то непонятная тишина и на него как-то странно начали посматривать. За свое короткое пребывание в дивизии он только и слышал это имя: «Дарья Владимировна звонила, надо срочно решить. Дарья Владимировна собирает актив — надо поприсутствовать. Сегодня Дарья Владимировна выступает перед личным составом…» И даже этот зануда-особист очень быстренько прибрал свои бумажки, с которыми, похоже, не расставался даже во сне и умыкнул на встречу. Но когда комдив прервал совещание, извинился и сказал, что должен уезжать на встречу с этой самой Дарьей Владимировной, видите ли, она приглашает, Стас понял, что все зашло слишком далеко. Дивизией командует какая-то, по всему видать, спесивая бабенка, все берут под козырек и, спотыкаясь, бегут исполнять бабский каприз. И вообще ничего хорошего от этого ждать, по всей видимости, нечего. Настроение и без того было скверным. Через несколько дней праздник, весь личный состав принимает в нем участие. В ущерб подготовке к полетам приходится заниматься строевой, репетировать

участие в городском шоу. Для него, классного летчика, для которого небо было стихией, все это было непонятным. Он в мыслях прокладывал воздушные коридоры, которые позволили бы обойти проблемные места, еще и еще раз проигрывал ситуации. Вся эта суета его, очень собранного человека, начинала раздражать. Свою лепту в эту нервозность вносил и предстоящий приезд супруги. С большим трудом удалось уговорить ее решиться на переезд. Где-то он ее понимал. Столица, круг общения, возможность демонстрировать наряды. Масса свободного времени, от которого офицерские жены в глухих военных городках лезли на стенки, уходила на походы по магазинам, поездки к приятельницам в дальние районы Москвы. Но ведь она знала, что звания и погоны в столицах не зарабатывают, а в глухомани, особенно у них, в морской авиации, на какой-нибудь базе, типа Монгофты. Светлане хотелось быть генеральшей, но и до этого звания в столице так просто не дослужиться. На него ведь тоже надо работать вместе. Начальник штаба дивизии — это уже величина. А еще если жена умная — там тебе и женсоветы, и помощь школе, и самодеятельность, внимание соответственно командования к деятельности боевой подруги, которая не гнушается и в хоре спеть, и проверяющих принять. Стас тяжело вздохнул. Все это было так далеко от его Светланы. А ведь знала, что ее ждет, сама из семьи офицера. Ему все больше казалось, что его любили только после возвращения из загранки. Тогда доллары, марочки с молниеносной быстротой растворялись в ненавистных ему «березках». Придумал же кто-то название этим магазинам. В жизни бы не догадался, что это советское ноу-хау по поглощению валюты. А пока ему ничего не оставалось, как оправдывать перед командующим очередную отсрочку переезда семьи. Тем более это выглядело странным потому, что новое место службы было лучшим из того, о чем можно было мечтать. Уютный город, в котором есть все необходимое для жизни, есть серьезные предприятия. При желании жена НШ, так за глаза всегда называли начальника штаба, всегда могла неплохо устроиться на работу, войти в круг местной элиты и вести вполне приемлемый образ жизни. Ведь и в провинции есть свои прелести. Женщинам особенно льстит, когда они первые, на виду у всех и вовсе неважно, где это происходит.

Стас нервничал. Телефонный доклад командующему затянулся, до начала парада оставалось не так много времени. До приезда гостей нужно было еще раз все проверить и убедиться, что все идет по плану. Он во всем любил точность, порядок, поэтому всегда, особенно на такие мероприятия, приезжал заранее. А тут кругом были пробки, приходилось объезжать чуть ли не каждую колонну то ветеранов, то демонстрантов. «Черт знает что, — вслух уже ругался Стас. — Если машину начальника штаба не пропускают, то что же будет с машиной комдива? Надо было проинструктировать своих, а не полагаться на городские власти». Настроение совсем стало скверным, когда он наконец-таки попал на площадь. Все было совсем не так, как положено. «Коробки» с офицерским составом разместили почему-то не там, место для коленопреклонения было изменено. Стас был вне себя от гнева. Его заместитель Захаренко, семеня за ним, лепетал: «Извините, Станислав Васильевич, сценарий. Дарья Владимировна сказала…» «Это уж слишком. Опять эта Дарья Владимировна. Ее становится слишком много в моей жизни с ее сумасбродством. И вообще эти бабы, откуда они только такие берутся», — с этими мыслями он уже почти бежал через площадь. Немного овладев собой, Стас решительным шагом направился в сторону трибуны, где уже собирались ветераны и гости торжества. За ним все так же семенил его заместитель, бормоча что-то невнятное на ходу. Никого солидного среди этой толпы не было видно, но он знал, что она должна быть где-то здесь. Стас едва не налетел на совершенно очаровательную девушку, вовремя успел приостановиться и уже было открыл рот для извинения, как увидел необыкновенную улыбку, теплую, добрую и глаза, которые светились таким светом, что Стас от неожиданности ничего не успел сказать.

— Николай Петрович, дорогой Вы наш и любимый, здравствуйте. Без Вас совершенно все не ладилось. Как я рада, что Вы уже здесь. Что это с Вами? Ах, извините, это суровое прелестное создание и есть ваше новое великое начальство? Даша, — совсем просто и совершенно естественно сказала она, как будто они давно были знакомы, и вложила в его большие ладони свою теплую ладошку.

Стас почувствовал себя полным идиотом. На глазах всего личного состава он стоял с открытым, в полном смысле этого слова, ртом, держал в своих ладонях руку этой юной дивы, которую совсем не хотелось выпускать, и под постоянно повторяемые слова зама: «Познакомьтесь, это наша Дарья Владимировна, зампред горисполкома», — просто смотрел на нее.

Сегодня он пытался вспомнить, что же тогда его так потрясло. Ведь он был далеко не мальчик и тоже влюблялся, и, что греха таить, имел связь на стороне. Это теперь, по прошествии стольких лет, он понимал, каким светлым человеком была Даша, со своей особой энергетикой, в которую просто хотелось укутаться, спрятаться от всех проблем, защититься от неприятностей. От нее исходила надежность и у него, взрослого мужчины, никогда не возникало сомнений, что именно она поможет ему, если с ним что-то случиться. Видимо поэтому он всегда чувствовал такую уверенность в себе, в том, что он делал.

Этот сложный в профессиональном плане период он прожил так легко, как бы сказала Даша, с вдохновением. На вооружение поступала новая техника, ее нужно было осваивать. Стас вспоминал, как сутками они не покидали тренажер, как выходили на первые испытания, как несли потери, нелепые и от них независящие. Какой трагедией для всего летного состава была гибель лучшего экипажа, когда буквально за несколько метров до приземления самолет неожиданно потянуло вверх, а затем резко бросило вниз. На глазах встречающих горела машина, взрывались снаряды, пулями рикошетило все пространство. К огню нельзя даже было приблизиться, не говоря уже о спасении людей.