Судьбы
Шрифт:
— А, Д'Арвилль, — сердечно приветствовал его сэр Мортимер, что не осталось не замеченным клерком, которому не терпелось сообщить всему персоналу о появлении какого-то иностранца.
Уэйн крепко пожал протянутую руку сэра Мортимера.
— Это здание — нечто, — сказал он, не скрывая детского восхищения. — Как будто переместился назад во времени. Снаружи в городе все меняется, здания растут как грибы, а здесь кажется, что вот-вот встретишь Диккенса.
Сэр Мортимер просиял. Он усиленно противился всем попыткам модернизировать офис, разрешил только установить лифт, пожалев ноги работников. А поскольку сэр Мортимер имел девяносто процентов акций компании,
— Я рад, что ты пришел. Садись. Чаю хочешь?
Уэйн взял чашку чая. И выпил его. Он ненавидел чай, но промолчал, разглядывая кабинет. Две стены были сплошь заняты инструкциями, брошюрами и папками с делами. Целый час они с сэром Мортимером рыскали по полкам. Явный интерес Уэйна к ведению чужих денежных дел ничуть ему не повредил, а, напротив, помог окончательно убедить сэра Мортимера в правильности сделанного им выбора.
Вернувшись за стол и выпив еще чашку чая, сэр Мортимер удовлетворенно заявил:
— У тебя явный нюх на то, как работают деньги, мой мальчик, хоть в винах ты и профан.
Уэйн улыбнулся.
— Пусть деньги зовут презренным металлом, мне они нравятся.
Сэр Мортимер захохотал.
— Мне тоже, старина. Мне тоже. Вот если бы Тоби… — Он внезапно замолчал и покачал головой.
Уэйн не стал спрашивать, со свойственной ему проницательностью он уже догадался. Тоби, вероятнее всего сын, разочаровал папашу. Сэру Мортимеру определенно требовался сын, который бы оправдал его ожидания… Он молча пил чай, на этот раз даже получая удовольствие.
— Почему бы нам не пообедать в «Виндзоре'', а потом, если ты свободен, я познакомлю тебя с Лондонской биржей? Отчасти бедлам, но там получаешь такой энергетический заряд, что поверить невозможно. Нам придется добыть для тебя лицензию и все такое, но я, как говорится, знаю одного человека, который знает одного человека.
Уэйн рассмеялся.
— С удовольствием.
— Прекрасно. Мне тут надо поговорить кое с кем по поводу лошади. Давай позже встретимся в «Виндзоре»?
Уэйн встал и попрощался.
— Значит, до встречи в «Виндзоре».
Сэр Мортимер проводил его до двери. Выходя, Уэйн мило улыбнулся секретарше. Только закрыв за собой дверь, он позволил себе по-волчьи ухмыльнуться. Открылись двери лифта, и он вошел. Когда лифт остановился на четвертом этаже, туда набились служащие, у которых, судя по всему, начался обеденный перерыв.
Уэйн нетерпеливо посмотрел на часы. Подняв глаза, он встретился взглядом с молодой женщиной, почти притиснутой к нему. Среднего роста, с короткими темными волосами и глазами цвета шоколада. Кожа у нее, однако, была бледной, скулы высокими и красиво очерченными, а когда их глаза встретились, Уэйн почувствовал, как между ними пробежала искра.
На ней была нескладная тяжелая юбка и белая блузка, схваченная у ворота огромной брошью. Явно секретарша, понял Уэйн, ведь вряд ли компания нанимает женщин в советники.
Лифт со скоростью улитки пополз вниз. Они стояли так близко, что ее локоть упирался ему в живот, а бедро касалось его бедра, и он почувствовал, что возбудился. Мужчина и женщина одновременно поняли, что между ними происходит что-то странное, необъяснимое,
Вероника Колтрейн слышала лишь оглушительный стук собственного сердца. В тех местах, где незнакомец ее касался, кожа горела огнем. Ничто в предыдущей жизни не подготовило ее к такой встрече. До того момента, как она в первый раз взглянула в глаза незнакомца, она считала себя обычной девушкой, обладающей здравым смыслом, с неплохой головой на плечах. Теперь она поняла, что ошибалась. Все в ней таяло под его пристальным взглядом, во рту пересохло. Что с ней такое творится?
Уэйн подвинулся еще ближе. Поднял руку и положил ладонь на ее грудь.
Вероника оцепенела и легонько вскрикнула, но за общим шумом ее никто не услышал. Ее не волновало, что их могут увидеть, что она позволяет совершенно незнакомому человеку вещи, которые не разрешает даже постоянному поклоннику. Ее глаза сначала расширились, потом закрылись. Губы слегка приоткрылись. В мозгу возник слабый предупредительный сигнал, но его тут же заглушил гулкий стук сердца. Сбывалась ее мечта. Она вошла в лифт и увидела там самого красивого в мире мужчину, который смотрел на нее так, будто любил без памяти. Смелый, как рыцарь из сказки, он касался ее так, словно имел на это право. Нет, она сошла с ума. Совершенно рехнулась. Куда подевалось ее хваленое благоразумие? Где та Вероника, которую в школе дразнили синим чулком?
Уэйн видел ее прекрасные глаза совсем рядом и впервые в жизни почувствовал, что попался в сети женщины. И испугался.
Но не мог отодвинуться. Он пальцем чувствовал ее твердый сосок, видел, как она инстинктивно выгнула спину, как снова широко распахнулись глаза.
Веронике хотелось запретить ему… так трогать ее. Но, когда она открыла глаза и увидела его умоляющий взгляд, ей захотелось прижать его к себе. Значит, не ее одну поразил удар молнии? Колени ее подгибались. Но тут лифт остановился, и кабина опустела. Она почувствовала, как краска запоздало заливает лицо, и выскочила из лифта, судорожно прижимая к груди папку.
Она лишь раз взглянула через плечо и увидела, что незнакомец все еще стоит в лифте и следит за ней потрясающими синими глазами. Задыхаясь, она нырнула в женский туалет, где прислонилась горящим лбом к холодной кафельной стене, пытаясь понять, что же такое с. ней произошло.
Уэйн вернулся в гостиницу на такси и переоделся к встрече с сэром Мортимером. Он упрямо старался не думать о той женщине в лифте, уверяя себя, что все это пустяки. Опасные игры в лифте, вот и все. Расстраиваться не из-за чего.
Часом позже сэр Мортимер невольно помог ему избавиться от тревожных мыслей, с гордостью показывая Лондонскую фондовую биржу. Когда Уэйн вернулся в гостиницу, получив приглашение провести уик-энд в загородной усадьбе сэра Мортимера в Беркшире, в его ушах все еще звучали громкие мужские выкрики и непрерывный звон телефонов.
У Уэйна теперь не было машины, поэтому он поехал с сэром Мортимером в его «бентли» тридцатых годов.
Дом сэра Мортимера оказался каменным особняком восемнадцатого века с ровным рядом окон. Слуга с бесстрастным лицом проводил его в гостевую комнату в восточном крыле, где стояла кровать с балдахином и старинный платяной шкаф — настоящий антиквариат. Он в рекордное время распаковал вещи и вышел в коридор, увешанный портретами. Пока он с интересом рассматривал их, из-за угла вышла молодая женщина в бархатном зеленом костюме для верховой езды и шляпке в тон. Она явно направлялась на конюшню.