Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе
Шрифт:
Калиостро утверждал, будто он родился через 200 лет после всемирного потопа, был хорошо знаком с библейским пророком Моисеем, участвовал в оргиях древнеримских императоров Нерона и Гелиогабала, во взятии Иерусалима крестоносцами в XI в., словом, был очевидцем всех выдающихся событий всех столетий.
Великий маг составил новую тайную ложу, участниками которой могли быть лица с доходом не менее 500 тыс. ливров в год. Он обещал довольно заманчивый подарок — продлить их жизнь до 5557 лет с перевоплощением через каждые полстолетия.
Конечно, достижение этого возраста было поставлено в зависимость от многих условий, так что граф мог не очень беспокоиться о выполнении своего обещания. Число членов ложи было строго ограничено — 13, но в нее стремились попасть сотни людей.
Калиостро не только обладал «философским камнем», который давал ему бессмертие. Человеку со столь долгим жизненным опытом было бы, конечно, странно не
Кардинал Роган, как это ни зазорно было для высокого сановника церкви, целиком подпал под обаяние Калиостро и не скупился на средства для продолжения его алхимических опытов. Одного лишь, как оказалось, не могла обеспечить Рогану даже магическая сила графа — вернуть ему прежнее положение и влияние при дворе.
В первые годы царствования Людовика XVI Роган был французским послом в Вене. Австрийской императрице Марии-Терезии не понравился француз, чуть ли не ежедневно устраивавший шумные охоты и пиры, отличавшийся в стрелковых состязаниях и вообще явно не принимавший всерьез свой духовный сан. Чопорную императрицу шокировали ироническая вежливость и высокомерная почтительность кардинала, так не вяжущиеся с чинными и в то же время раболепными манерами ее придворных. Эту антипатию к кардиналу Мария-Терезия сумела передать и своей дочери — жене Людовика XVI Марии-Антуанетте. Когда же Марии-Терезии стало известно об очень непочтительных выражениях по ее адресу, которые содержались в одном письме Рогана, отправленном в Париж, она потребовала отозвать французского посла. В Париже Роган был принят королем, но всесильная Мария-Антуанетта отказалась его видеть. Кардинал, в своих мечтах уже видевший себя первым министром Франции, впал в совершенную немилость. Несмотря на все усилия Рогана и его слезные мольбы, излагаемые в письмах к королеве, которые валялись непрочтенными, доступ кардиналу ко двору оставался закрытым.
Обо всем этом в деталях и разузнала Жанна Ламот. Отчасти от самого кардинала, но большей частью путем умелого расспрашивания ряда лиц, имевших то или иное отношение к придворным кругам и посвященных в их секреты. Разобравшись в сложной сети дворцовых интриг, Жанна составила свой план. Вначале он сводился просто к выколачиванию денег из кардинала под предлогом, что Жанна сумеет добиться изменения отношения королевы к Рогану. Но потом план претерпел существенные изменения. Жанне было известно, что ювелиры Бомер и Бассанж настойчиво пытались убедить Марию-Антуанетту купить ожерелье, изготовленное еще для мадам Дюбарри. Смерть помешала Людовику XV сделать этот дорогостоящий подарок своей фаворитке, и ювелиры не могли ума приложить, что же им делать, тем более что для приобретения составлявших его бриллиантов они влезли в большие долги. Мария-Антуанетта отказалась купить сделанное без особого вкуса ожерелье, громогласно объявив, что на такие деньги можно построить куда более важный для Франции линейный корабль (шла война с Англией). Французские финансы действительно находились в отчаянном состоянии, и подобная «экономия» должна была стать свидетельством заботы королевы о благе страны. Правда, во многих других случаях, когда дело шло о трате миллионов на постройку дворца Трианон, отделанного с неслыханной роскошью, или на пышные придворные празднества, Мария-Антуанетта почему-то не вспоминала об экономии. Но как бы то ни было, ожерелье не находило покупателей. Ювелиры были в отчаянии.
Жанна Ламот прежде всего попыталась — и с успехом — убедить кардинала Рогана в том, что она является интимным другом королевы. Для этой цели авантюристка использовала тщательно собираемые ею сведения о всех мелочах жизни и быта королевской семьи. Жанна имела любовника, некоего Рето де Вильета, «специалиста» по фабрикации фальшивых документов и писем. Убедившись в его талантах, Жанна и решилась наконец в апреле 1784 г. намекнуть Рогану, что ей удастся добиться изменения в настроениях королевы. При этом кардиналу были продемонстрированы подложные письма Марии-Антуанетты к Жанне Ламот, составленные, разумеется, в самом дружеском и доверительном тоне.
Вскоре Рогану было предложено написать оправдательное письмо. Испортив дюжину черновиков, кардинал наконец составил достаточно дипломатическое послание. На него был получен благоприятный ответ. Завязывается переписка. Письма королевы, вначале холодные, становятся все более дружественными. Чудесную перемену в настроениях королевы подтвердил и высший для кардинала авторитет — Калиостро. Он устроил специальный сеанс в доме Рогана. Пятнадцатилетняя племянница Жанны рассматривала магический кристалл графа и, конечно, увидела там все, что было угодно Калиостро. Призывая на помощь светлого и черного духов — Михаила и Рафаила, Калиостро объявляет, что Рогану удалось внушить к себе большой интерес со стороны королевы. Увы, ясновидение нисколько не помогло великому магу разглядеть действительные намерения Ламот.
Летом 1784 г. у снабженной дополнительными подробными сведениями о дворцовых делах Жанны окончательно созрел план похищения бриллиантов. Если на первом этапе оказались полезными таланты любовника Жанны — подделывателя бумаг Рето де Вильета, то теперь необходимо было обратиться к услугам любовницы мужа, молодой модистки Николь Лаге.
Жанна не ревнива. Она приглашает мадемуазель Лаге к себе в дом и нарекает баронессой Ге д’Олива. Эта молодая особа представляла собой, по уверению одного современника, «крайнее сочетание честности и беспутства». Конечно, ее не посвящали ни в какие планы, а просто объяснили, что королева хочет разыграть одну веселую шутку и за помощь, которую может оказать в этом королевском капризе «баронесса», ее вознаградят крупной суммой денег. Д’Олива должна будет лишь раз поздно вечером в аллее Версальского парка передать одному знатному вельможе записку и розу. «Баронесса» согласилась и была вполне удовлетворена теми объяснениями, которые получила от Жанны Ламот. «Мне нетрудно было, — говорила впоследствии Жанна Ламот, — убедить д’Оливу сыграть свою роль, так как эта девица чрезвычайно глупа». Следует добавить, что д’Олива фигурой напоминала королеву, хотя, судя по портретам, была совершенно не похожа на нее лицом.
11 августа 1784 г. д’Олива, одетая в белую блузу, подобную той, которую часто с подчеркнутой простотой носила Мария-Антуанетта, отправилась в Версаль в сопровождении супругов Ламот. Вечер был безлунный, и темнота в аллее усиливалась от каменной массы грота Венеры. Д’Олива осталась в одиночестве. Вдали скрипнул песок, и показались трое мужчин. Один из них, закутанный в плащ и в шляпе, надвинутой на глаза, приблизился к д’Оливе. Она, как было условлено, уронила розу, но забыла передать незнакомцу письмо, лежавшее у нее в кармане. Человек в плаще почтительно поцеловал подол ее платья. Д’Олива что-то пробормотала от волнения, и стоявший перед ней кардинал убедил себя, что слышал слова: «Вы можете надеяться, что прошлое забыто». Он горячо благодарил и кланялся. В этот момент появилась какая-то тень, шепнувшая, чтобы все скорее уходили, так как приближаются принцессы — жены братьев короля. «Граф» Ламот увел д’Оливу. Поспешно удалившийся Роган потом утверждал, будто он узнал в человеке, который прошептал эти слова, Вильета. Может быть. Кардинал, однако, не проявил особой остроты зрения, признав д’Оливу за хорошо знакомую ему королеву.
Итак, решительный шаг был сделан, и заговорщики весело отпраздновали его успех. Его надо было развивать, и Жанна стала приносить кардиналу новые, все более дружеские письма королевы. Слепота Рогана, в общем человека совсем не глупого, была настолько поразительна, что многие впоследствии объяснили ее тем, что Ламот была любовницей кардинала. Она и сама давала подобное объяснение, но Роган его решительно отрицал. (И, кажется, в данном случае, судя по обстоятельствам дела, прелату можно поверить.) А пока что авантюристка выудила у кардинала большие суммы денег якобы для королевы, нуждавшейся в них для различных благотворительных целей. На эти деньги Ламот приобрела и роскошно обставила дом в Париже. Для себя Жанна просила лишь какие-то мелочи, и Рогаи был убежден, что она сильно нуждается.
Осенью 1784 г. Ламот познакомилась с ювелирами Бомером и Бассанжем, которые все еще не могли найти покупателя для ожерелья. А в январе 1785 г. вернувшийся из поездки в свое епископство в Эльзасе Роган узнал, что Мария-Антуанетта просила его взять на себя роль посредника в переговорах о приобретении этого ожерелья. Королева хочет иметь его, чтобы надеть на празднике 2 февраля, и обещает заплатить стоимость бриллиантов, равную 1 600 тыс. ливров, несколькими платежами, производимыми раз в три месяца. Роган попросил Жанну взять у Марии-Антуанетты для ювелиров письменное обязательство об уплате. Жанна пыталась вначале увильнуть от этого, но после настояний Рогана принесла документ с просьбой от имени королевы держать его в секрете — ведь покупка ожерелья производится без ведома короля. После этого кардинал быстро уладил дело с ювелирами и подтвердил гарантию погашения долга, содержавшуюся в документе, который доставила Жанна и который был подписан «Марией-Антуанеттой французской». Как впоследствии указал Рогану Калиостро, королева вряд ли могла подписаться таким совершенно непринятым образом. Но это соображение ясновидец высказал, когда было уже поздно что-либо исправить. Документ не вызвал сомнений ни у Рогана, ни у ювелиров. Кардинал привез ожерелье Жанне, которая в его отсутствие передала бриллианты в соседней полутемной комнате какому-то лицу, по ее словам посланцу королевы. Кардиналу показалось, что он узнал человека, который предостерег его шепотом о необходимости удалиться во время свидания около грота Венеры. Это был действительно Вильет.