Судныи? день
Шрифт:
Он смотрел на воду, наслаждаясь тем же видом.
— Есть старая шутка, что, когда Бог создавал Шотландию, он сказал ангелам, что хочет уйти на пенсию здесь.
Я хихикнул под нос.
— Я понимаю, почему, — я не могла представить себе место нашего назначения или то, насколько удивительным оно будет, если это будет только путешествие. Куда бы мы ни направлялись, он планировал остаться там. Я не вернусь сегодня.
Он посмотрел мимо моего плеча.
— Мы здесь.
ГЛАВА 40
Здесь
Лодка высадила нас, затем Грей нанял водителя, чтобы тот привез нас к огромной вилле на вершине высокого холма. Это был большой белый дом с черной крышей и ставнями. Спереди было три мансардных окна, а с одной стороны — целая стена окон, выходящих в сад во внутреннем дворе. Он был изысканным и величественным. Задняя сторона выходила на море, и я готова была поклясться, что видела пару морских выдр, греющихся на берегу, когда над головой пролетал беркут. Я понятия не имела, зачем мы здесь, но у меня было чувство, что я скоро узнаю.
Я почувствовала присутствие Линка, когда он подошел ко мне сзади. Он наклонился и уткнулся лицом в мою шею.
— Ты выглядишь довольной, — сказал он.
— Это место. Оно прекрасно.
Он поднял голову.
— Ты хочешь остаться, — это был не вопрос и не утверждение. Соблазнительность в его тоне граничила с обвинением.
Комфорт, который охватывал меня всего несколько секунд назад, развеялся по воде вместе с бризом.
— Я хочу насладиться моментом, — ответила я.
Из-за угла появился Грей.
Линкольн перевел взгляд между нами.
— Как ты наслаждалась прошлой ночью.
Я подняла на него глаза.
— Нет, — я покачала головой. — Ты не должен этого делать. Ты не можешь играть роль жертвы. Ты сказал мне идти, — я знала это. Я ждала, когда прорвет плотину, и вот она прорвалась.
— Потому что это то, чего ты хотела, — его голос был наполнен огнем и напряжением. — Ты хотела этого, птичка.
— Ты думаешь, это то, чего я хотела? Драк и неловких разговоров? — я насмехалась. — Ты даже не представляешь, каково это, — слезы застилали мне глаза. — Когда внутри тебя сталкиваются рай и ад, — мой голос дрожал. — Хотеть. И презирать. Нуждаться. И испытывать стыд, — все мое тело дрожало. — Быть блаженно счастливой, — я проглотила комок, застывший в горле. — И с совершенно разбитым сердцем, — упала первая слеза. — Это мир. И хаос, — упала еще одна слеза, потом еще. Я отступила от Линкольна, глядя то на него, то на Грея. — Вы думаете, я хотела, чтобы это случилось? Что я просила разделить мое сердце на две части? — я провела пальцами под глазами и смахнула соплю, текущую из носа. — Я лучше уйду от вас обоих и разобью свое собственное сердце, чем буду выбирать между вами двумя.
Линкольн был первым, кто утешил меня. Он провел большим пальцем по моей щеке, размазывая дорожку слез по коже.
— Эй, все в порядке, — он схватил меня за шею и притянул к себе. — Мы в порядке, птичка, — сказал он мне в волосы. — Я не это имел в виду, — он поцеловал меня в макушку. — Мне чертовски жаль, — он обхватил мое лицо обеими руками. — Посмотри на меня.
Я подняла на него глаза, полные слез и соплей, стекающих по губам.
— Я в полном беспорядке, не так ли?
Он прислонился своим лбом к моему.
— Да, ты в чертовском беспорядке, — он улыбнулся. — Я — гребаный беспорядок, — он посмотрел на Грея. — Он — чертов беспорядок, — его взгляд вернулся ко мне. — Мы все — один большой гребаный бардак. И, может быть, поэтому мы сработаемся. Может быть, мы сможем помочь друг другу собрать себя обратно.
Грей был там, стоял позади меня, убирал волосы с моей шеи и нежно целовал меня в плечо.
— Заходи внутрь. Позволь нам собрать тебя обратно.
Линкольн поднял меня, и я обхватила ногами его талию. Грей открыл дверь, пока Линк нес меня, и поставил меня на землю, когда мы вошли внутрь. Разбитость уступила место потребности — тянущейся, пульсирующей потребности. Я не могла больше ждать. Мне нужно было это, нужно было знать, что у нас все в порядке. Мне нужно было, чтобы они показали мне.
Я стянула его толстовку через голову, пока он выбивался из ботинок.
— Руки вверх, — сказал Грей тем властным тоном, который сразу же утихомирил мою бурю.
Я подняла руки над головой, и он снял с меня рубашку. Линкольн расстегнул мой лифчик, снял его с плеч и посмотрел, как он падает на пол. Он стянул с себя футболку и бросил ее на пол. Мы бешено метались между конечностями, одеждой и неровным дыханием. Кроме Грея, который спокойно и уверенно наблюдал за тем, как мы раздеваемся, ожидая своей очереди.
— Ты готова получить то, что тебе нужно, голубка? — он расстегнул штаны, и моя киска сжалась от предвкушения того, что это означает.
— Да, — прошептала я. Здесь не было никакого сэра. Эти моменты были только для нас. Здесь он был просто Грей. Я была Лирикой. Линк был Линком. И мы были единым целым.
Линкольн стоял передо мной на коленях, стягивая мои шорты и трусики с бедер и спуская вниз по ногам.
— Блядь. Твоя киска создана для меня, — сказал он, как только я обнажилась и предстала перед ним. Это не было собственничеством или ревностью. Это было потрясение, признание.
У меня перехватило дыхание, когда я схватила его за голову, запутавшись пальцами в его волосах, безмолвно умоляя: лижи ее, соси ее, кусай ее, она твоя.
Без слов он понял, что нужно моему телу. Он поднял мою ногу, подперев ступню своим плечом. Затем он раздвинул мои губы большими пальцами, его язык вылизывал влажную дорожку от моего клитора к моей заднице. Я крепче вцепилась в его волосы.
— Черт, Линк. Святое дерьмо.
Он лизал мою щель, медленными, дразнящими, мучительными движениями, безжалостной пыткой. Затем он остановился, чтобы втянуть мой клитор между своими губами.