Суета сует
Шрифт:
— Не так надо было. Не так, — огорченно скривился Бурлаков.
— Знал бы, не уступил место, — буркнул Востряков.
Кирилл остановился посреди комнаты и простер к нам руки.
— Чудаки! Все идет, как задумано.
Его погонят из института, а мы же еще, выходит, чудаки! А он не чудак. Интересно, как у него в голове складывается такое? Даже если упрощенно представить, что мысли слагают, как детские кубики, все равно непонятно.
Короткий, требовательный стук в дверь — на пороге возникла Елочка. Такой грозной ее я не видывал. При всем своем таланте
— Оставьте нас вдвоем! — звонко распорядилась Елочка.
Никто не рискнул ослушаться. Их оставили вдвоем. Если не брать в расчет меня. Меня в расчет и не брали.
— Елочка, любимая. Я соскучился! — выпалил Кирилл.
Мне стало совестно. Я подслушивал святая святых. Но затем стыд исчез. Дальше произошло такое, что я уже ни о чем не жалел. Вдобавок я вовремя вспомнил вчерашний совет Кирилла. Он рекомендовал быть активным.
— Ты циник! — процедила Елочка.
— Что с тобой? — забеспокоился Кирилл.
— Ты спрашиваешь? На экзамене безобразничаешь, как последний громила. А еще раньше целуешься со мной и потом рассказываешь друзьям. Так делают одни циники!
— Я не рассказывал! Хотя не считаю нужным скрывать это. Я готов целовать тебя при всем честном народе. Однако никому не говорил. С чего ты взяла?
— А Йог? Откуда он знает?
— И ему не говорил. Честное слово. Ты сама убедишься.
Он подошел ко мне и потряс за плечо.
— Йог! Ведь правда я ничего не говорил?
Я бы ни за что на свете не открыл глаза. И я их не открою.
— Йог! Проснись!
Я крепче слепил веки. Я думал о своем. Отец пришлет денег, я куплю юбку из толстой шерсти. Точь-в-точь такую, о какой мечтает Елочка. Это будет мой свадебный подарок Елочке. На моей свадьбе.
— Проснись же!
— Не тронь его! Он-то ни при чем. Ты сам рассказал. Похвастался.
— Не веришь?
— Нет! Откуда бы знать ему? Только от тебя.
— Йог! Подтверди!
— Прощай!
Она хлопнула дверью. Засеменила по коридору. Тук-тук...
— Открой же глаза, черт тебя дери!
А я не открою. Он раскатывает меня по кровати. Тормошит. Щекочет. Пытается усадить. Я болтаюсь у него в руках. Мотаю головой и прислушиваюсь к Елочкиным шагам. Вот они затихли. Елочка спускается по лестнице. Я мысленно прослеживаю ее путь. Будто где-то внутри меня работает портативный радиолокатор. Сейчас Елочка между вторым и первым этажом. Ей осталось ступенек пятнадцать. Десять. Три. Она распахнула дверь на улицу. Я открыл глаза.
— А? Пожар? В чем дело?
— Уже ни в чем. Поздно.
Он сел ко мне на кровать.
— Елочка с чего-то взяла, будто я тебе говорил кое о чем.
— Именно?
— Ну, что мы целовались.
— Она права. Ты говорил.
Он вытаращил глаза. Таращь, таращь!
— Да, ты говорил. О чем шла речь, не помню. И ты сказал как-то между прочим. Вскользь.
— Не может быть!
— Ты просто забыл. По-моему, ты не придал тогда этому значения.
Я зевнул с хрустом.
—
Он испытующе посмотрел мне в глаза. Я готовился к этому. Это — первое настоящее испытание моим нервам. Сейчас выяснится, напрасно я тренировал свою волю или не зря. Мой затылок нагрелся. Между лопаток выступил жар. Но я, не мигнув, выдержал его пристальный взгляд. Он опустил глаза.
— Странно. Йог, может, ты понял меня не так?
— Возможно. Но скорей ты сам выразился не так, как хотел.
— Значит, я поступил нечестно, Йог.
Он сгорбился. Устало положил кисти рук на колени. Мне стало жаль его.
— Кирилл, выбрось из головы ее. Мало тебе в городе женщин!
— Она единственная.
— Если так, зачем давал рекомендации? Насчет энергии и прочего?
— Я хотел по справедливости. По-честному.
Я сжал челюсти. О, своей образцовой честностью он нанес мне предательский удар! Но я выдержал и это. Я смолчал. Сказал другое:
— Спасибо, что разбудил. Нужно добить земельную ренту. Осталось страниц сорок.
Кирилла вызывали беспрестанно. Пожалуй, в институте осталась единственная организация, которая не разбирала его дело. Я имею в виду Красный Крест. По сути, Кирилл уже не студент и пока еще не исключенный. Когда мы сдавали экзамен по истории, он бродил здесь же по коридору. «Болел» за нас.
Но своего он добился. Его ответ Гусакову прочно вошел в классику институтских анекдотов и получил широкую известность. Кирилл и Гусаков стали популярны. На них показывают пальцами и фыркают. Гусаков отныне появляется на людях настолько редко, насколько это возможно в наш двадцатый век. Век суеты. А Кирилл свободно расхаживает по коридорам, наводя почти суеверный ужас на студенток с других курсов. Попадая под его рассеянный взгляд, они тихонько верещат от страха и жмутся к стене.
В эти дни я старался все время быть с Кириллом. Меня тянуло к нему. Поэтому на экзамене я сделал все, чтобы ответить быстренько, не очень-то заботясь об оценке. Преподаватель погонял меня немножко и поставил «удовлетворительно».
Я вышел в коридор. Помахал зачеткой, высушивая чернила, и посмотрел, где же мой друг Севостьянов. Я еле нашел его в углу, около окна. Его загнал туда профессор Спасский. Припер животом и выговаривал ему за что-то. Он неуклюже размахивал короткими, толстыми руками. А Кирилл виновато улыбался.
Потом Спасский его отпустил, и я предложил пообедать.
— Обождем Елочку.
Он посматривал в сторону девушек. В их гуще засела Елочка. Уткнулась в учебник. Демонстративно не смотрела на Севостьянова. Он ходил вокруг да около и на большее не решался. Стоило ему приблизиться, девушки поворачивали головы и следили за ним. Специфическим женским чутьем они угадывали разлад. И Кирилл отступал.
— Она не пойдет, — сказал я.
— Вытащи ее, — попросил Кирилл.
Я ничем не рисковал. Все, что скажет ей Кирилл, пойдет мне на руку. Я знал что он скажет. Я видел его насквозь. Скромно говоря, я прирожденный психолог.