Сулла
Шрифт:
– Истинно так! – воскликнул зеленщик, уважающий настоящих знатоков зелени. – Мы тут поспорили немножко…
– Все зависит от овощевода…
– Разумеется, господин… Мы могли бы и поругаться. Очень даже просто.
– Толщина стебля тоже имеет значение. – Патриций-гурман наклонился над корзиной, чтобы выбрать самую лучшую, по его мнению, спаржу.
– Еще бы! – подхватил Марцелл. – Вся сладость в стебле… Да, спор был необычный.
– Какая прелесть! Это не спаржа, а сплошной источник жизни… Изумительный источник!..
– Речь у нас
– Смерть? Это ужасно!.. – Патриций думал о своем.
– Я так и сказал им! – воодушевился зеленщик. – Если ты хочешь жить – сиди и молчи, ешь спаржу, закусывай медом с финиками, жуй свой хлеб.
– Фу! – сказал господин, передавая рабу отобранные пучки спаржи – бледной на вид, с едва заметными переливами зеленого цвета, можно сказать, с прозеленью на бледно-желтом стебле. – Довольно эгоистичная точка зрения на человеческое существование. Неужели все друзья согласились с тобой?
– Мы не смогли договориться…
– И это очень хорошо…
– Хорошо-то хорошо, но для кого, спрашивается. Для Мария? Для Суллы? – Марцелл так крутанул рукою, что чуть не отшиб себе длинный нос.
– Что? Что? – опешил патриций. – Что это ты мелешь? – И он выронил из рук отличный пучок спаржи. – Какие имена ты произносишь вслух, несчастный зеленщик?!
– А разве нельзя? – изумился Марцелл.
Целер подбоченился. Нижняя губа у него дрожала. В эту минуту ему хотелось знать, с кем имеет дело: с умалишенным или притворой?
Дело принимало крутой оборот. В этих обстоятельствах Марцелл решил в двух словах – буквально не переводя дыхания – сообщить суть спора.
– Когда сказали, – начал он, – что Сулла наступает на Рим…
– Что? – взревел благородный патриций. – Да как ты смеешь, собачий сын? Кто разрешил распространять эту небылицу? Не иначе как ты и есть настоящий сулланец! Или его соглядатай в столице!
И Целер схватил за плечи зеленщика, словно тот собирался бежать куда-то. Номенклатор и раб-носильщик были готовы прийти на помощь своему господину в случае нужды.
– Прошу милости, великий господин! – взмолился зеленщик. – При чем тут сулланец?! При чем соглядатай?! Вот они мне все и рассказали!
Марцелл указал на троих своих соседей, решивших не давать в обиду своего друга.
– Эй! – грубо сказал Крисп. – Что тут происходит?
– Вот он, – возмущенно продолжал Целер, – распространяет дурацкие слухи.
Крисп стал между Цедером и Марцеллом:
– Дурацкие слухи?
Целер привел в порядок свою тогу. Он сказал:
– Этот зеленщик…
– Во-первых, этот Марцелл, – поправил его Крисп.
– Этот Марцелл, если угодно, всуе произносит имена великие своими недостойными устами.
– Кто ты? – грубо спросил Крисп.
– Я – Мурена Непот Целер. Мой дом в конце этой улицы.
– И что с того, что ты и Мурена, и Непот, и Целер?.. – Крисп явно издевался. – Хочешь, мы разделим тебя на три равновеликие части, согласно твоему имени? Тебе же говорят человеческим языком: Сулла идет на Рим!
Патриций побледнел. Он проговорил едва внятно:
– Разве… Разве все уже решилось?
– Да! – отрезал Крисп, хотя и не совсем понимал, что именно решилось.
Патриций попятился, подобрал тогу и, что называется, дал деру. За ним помчались его слуги.
– Не выдержал! – сказал колбасник.. И послал вдогонку ругательство, столь хлесткое, что ничего похожего не доводилось слышать даже морякам.
– Он нашлет на меня стражу, – трепеща от страха, предположил зеленщик.
– Дурак, – обрадовал его Крисп, – этому господину сейчас не до тебя. Он побежал советоваться со своей сукой о том, как ему быть. Это же марианец! Разве не видно по широкой заднице?! Он живет в конце улицы?
– Да, – сказал Марцелл.
– В этом приземистом особняке?
– Да, в этом…
– А как он бежал? Прямо-таки смешно.
Корд сказал:
– Это не так уж смешно. Это скорее трагично.
Какими-то странными междометиями его поддержал колбасник.
Крисп выразил свое окончательное решение следующими словами:
– Я буду драться на стороне Суллы против Мария.
– Почему? – спросили его друзья.
– Надо менять старый веник, – ответил он. – Надо попытать счастья. Надоела мне эта дохлая жизнь.
И заторопился домой за мечом и щитом, которые достались ему от покойного отца, погибшего где-то в горах Цизальпинской Галлии.
11
В эту ночь Сулла не сомкнул глаз. После второй стражи он приказал Эпикеду принести сосуд с вином в одну двадцатьчетвертую урны. Сулла выпил его единым духом.
– Чтобы не спать, – пояснил он.
А потом вызвал к себе начальников легионов и своих ближайших помощников.
Эпикед зажег все светильники – стало очень светло в палатке. Но и чада стало побольше.
Сулла положил перед собой большой кусок пергамента с начертанным на нем планом Рима. План был не очень подробный, но вполне пригодный для тех целей, о которых собирался говорить Сулла на военном совещании.
Он смотрел на карту, и ему мерещилась мрачная бездна. Ему суждено сойти в нее и утвердиться в ней. И то, что еще вчера казалось бездной, должно превратиться в место блистательного триумфа. Для этого имеются и силы, и необходимая сноровка. А если бездна поглотит его вместе с потрохами? Ведь можно же это себе представить: Рим есть Рим, с ним всегда шутки плохи. Тебя заверяют в вечной дружбе и через мгновение всаживают нож между лопаток, кривой испанский нож. Ибо это Рим! Тебя носят на руках, поют дифирамбы, а через мгновение валят на землю и неистово топчут тебя. Ибо это Рим! Тебе говорят: «Мы верны тебе», а через мгновение изменяют, не моргнув глазом. Ибо это Рим! В Риме человек должен обладать полдюжиной глаз: два спереди, два сзади, по одному на висках. Ибо это Рим!