Сумеречный клинок
Шрифт:
Некоторые люди боятся темноты. И в общем-то их можно понять: человек создан для жизни под солнцем, в крайнем случае — под луной. Однако умение примеряться к обстоятельствам, «устраиваться» и выживать — это ведь тоже один из даров Создателя, не воспользоваться которым если и не грех, то большая глупость. Ди Крей не мог сказать с необходимой уверенностью, кем он был в прошлой жизни. Пока не мог, но уже знал, как решить возникшую проблему. Однако вне всякой связи с тем, был ли он в прошлом грешником или нет, дураком его бы, по-видимому, не сочли ни в той жизни, ни в этой. Поэтому, восприняв темноту подземелья как данность — а здесь не наблюдалось даже слабых отблесков дальнего огня, — Виктор сделал то, что представлялось ему сейчас наиболее правильным. Он взялся обдумывать ситуацию.
Едва за тюремщиками, отконвоировавшими ди Крея — экая ирония судьбы! — в казематы Северной башни, захлопнулась тяжелая глухая дверь, Виктор остался в полной темноте. Впрочем, он успел увидеть свою камеру-склеп еще при
Он в последний раз стукнул костяшками пальцев по осклизлым от сырости доскам двери, вернулся к куче соломы, сел и, найдя наиболее удобную позу, предался размышлениям. Как ни мало знал Виктор о том, что случилось вчера в замке, он увидел и услышал достаточно, чтобы начать выстраивать модель событий и мотивов, как они представлялись ему на основе прежних знаний, истинной глубины которых он по-прежнему не ведал, и жизненного опыта, всплывавшего из небытия то тут, то там в силу необходимости или подходящего контекста. Процесс этот, однако, требовал времени и некоторых интеллектуальных усилий, вполне занявших собой все внимание ди Крея. Оттого, быть может, он едва не пропустил явление Ремта Сюртука.
Тьма в районе предполагаемого нахождения двери уплотнилась, стала как бы вещественной, ощутимой кожей лица и рук, и, сразу же насторожившись, Виктор поднял голову.
— Тук, тук, тук! — раздалось из мрака. — Есть кто живой?
— Ба! — ответил довольный посещением ди Крей. — Какие гости!
— Да, вот решил проведать, — ухмыльнулся невидимый Ремт. — Ты как?
— Так-сяк, сам видишь.
— Я-то вижу.
— А я нет. Для меня темновато. Рассказывай!
Ну что ж, между своими мастер Сюртук никогда не путал божий дар с яичницей. Он твердо знал, что есть время заливаться соловьем, а есть — говорить по существу.
— Я заперт в такой же келье, но по другую сторону башни, — не стал тянуть Ремт. — Вообще-то странная история. Подземелья и камеры для преступников есть в любом уважающем себя замке, но тут, друг мой, чистая паранойя! Три этажа подземных казематов под одной только Северной башней. Галереи, лестницы, колодцы, и всюду тяжелые двери и кованые решетки. Но главное, ненормально большое количество камер. Был бы монастырь, подумал — кельи для умерщвляющих плоть братьев. Но это не монастырь, а тюрьма, вот только для кого она предназначена? Стены, заметь, толстые и непростые. В раствор какая-то гадость добавлена. Что именно, не знаю, но мне там не пройти. Я сквозь доски двери просочился, но и там все не как у людей. У них тут на дверях, друг мой Виктор, «паутина Керчера»железом и кровью нарисована. Да, да, именно, именно. Мне повезло, что ее давно никто не обновлял. Повыдохлась по краям, но удовольствие через нее идти — ты уж поверь! — никакое! Девочка наша сидит на ярус выше нас, но и там окон нет. Ей, правда, свечу оставили, что обнадеживает, но не слишком. Не нравятся они мне, Виктор. Нехорошие это люди… И их слишком много. Верную лорду челядь и охрану убрали — уж не знаю, спрятали куда или убили, — а откуда все эти понабежали, можно только гадать. Но их в замке сейчас с полсотни. В подземельях они, к счастью, не сидят, думают, мы и так не убежим.
— А мы убежим? — поинтересовался ди Крей.
— Непременно! Нам тут оставаться не с руки, тем более нашей девочке, да и Аду выручать надо, как полагаешь?
— Полагаю, обязаны выручить!
— Ну, я где-то так и думал. Ладно, на досуге обсудим, а пока так. Я сейчас пойду тряпки какие-нибудь поищу, ветошь, мешковину, что-нибудь такое. Мне же за засовы в таком виде не взяться, и плоть в темноте никак не «завязывается». Невидимое нематериально, где-то так…
Об этой странной особенности нематериальной сущности, именующей себя Ремт Сюртук, ди Крей уже знал. Казалось бы, чего проще! Если может проходить сквозь камень или дерево, должен и сквозь тряпки проходить. Но нет. Одежда на Ремте сидела так, словно под ней имелась плоть. Шпаги, мечи и кинжалы, впрочем, сквозь воображаемое тело мастера Сюртука проходили совершенно нечувствительно ни для них, ни дня самого Ремта. Получался парадокс, однако, рассматривая проблему с другой стороны, можно было наткнуться на не менее красноречивое противоречие. Перчатки, одежда, сапоги — свои и чужие — «плоть» Ремта удерживали, однако взяться подразумеваемой рукой за меч или дверную ручку мастер Сюртук не мог. Не мог он и «обрасти» плотью в темноте, какой-никакой, а нужен был свет. И получалось, что сквозь преграды-то он проходит, да и то не через все, а сделать в отсутствие
Несмотря на оковы — на них настояла неугомонная леди Ольга, — дама Адель держалась молодцом. Глядела соколом, верхом ехала уверенно, шла, если приходилось идти, без спешки и не роняя достоинства. Молчала. Лорд де Койнер разговаривал с ней редко, что можно понять и простить, Сандера к ней допускали от случая к случаю, да и не позволяли оставаться наедине, а с остальными говорить ей было не о чем, вот и держала рот на замке. Вообще ее поведение несколько озадачивало, но в любом случае вызывало уважение. Трудно сказать, что она чувствовала на самом деле, о чем думала, что вспоминала, но внешне ни тени гнева, ни намека на страх или беспокойство, — ничего такого не появлялось ни в ее взгляде, ни в выражении лица, ни в голосе. Жесты были сдержанны и спокойны, голос звучал ровно, взгляд казался холодным и, пожалуй, несколько рассеянным. Даже на леди Ольгу Ада смотрела без всякого выражения. Ни ненависти, ни гнева, одно лишь равнодушное внимание.
— Как далеко до столицы? — спросил Сандер одного из офицеров лорда де Койнера.
— Дня за четыре доберемся, — благожелательно объяснил рыцарь. — Дороги сейчас сухие, проезжие, идем мы «короткой тропой» — через замки и крепости, должны успеть до конца недели.
«Черт! Черт! И черт!» — ситуация Сандеру не нравилась, и чем дальше, тем больше.
С одной стороны, это уже не заминка, а задержка самого серьезного толка. Время истекает, коронационная гонка в разгаре, а он застрял тут в графстве Квеб, и «ни туда, и ни сюда».Девочка в замке де Койнера, Ада — в кандалах, и иди знай, куда повернут события, как все сложится в Старгороде, который нынче зовется Квеб. Сандер не любил неопределенности, хотя профессия частного поверенного и предполагала игру на шансах. Но с другой стороны, у себя дома, в Ландскруне, Керст знал правила игры и потому в большинстве случаев мог рассчитать свои шансы с очень высокой степенью вероятности. Здесь же, в Квебе, он был чужаком не только по названию. Он не знал этих людей, как не знал и игр, в которые они играют. Он не понимал их мотивов, или, вернее, понимал, но в самом общем смысле, что в его профессии справедливо приравнивалось к незнанию. И еще его не оставляло ощущение, что даже то малое, что он все-таки знал и понимал, могло исчезнуть в любое мгновение. Запах угрозы буквально витал в воздухе, а Сандер даже не знал, от кого она исходит и в чем выражается.
Реальных противников у него было двое: леди Ольга, ехавшая в Квеб вместе со своим супругом, и рыцарь Горан, наверняка следовавший за отрядом на некотором отдалении. Стоило ли мэтру Керсту опасаться этих людей? Вряд ли. Он не был ни первым, ни главным их врагом. В конце концов, лорд де Койнер — куда более соблазнительная мишень для арбалетной стрелы, крупицы яда или удара кинжалом. Даже его жена, не говоря о других явных и скрытых противниках, открыто демонстрировала свой гнев и яростную ненависть к нему и Аде. Но она была бессильна и вряд ли решилась бы на откровенное преступление, тем более в ситуации, когда даже случайная гибель лорда будет трактоваться отнюдь не в ее пользу.
Но может быть, она решит отыграться на Сандере? Вот только зачем? Не он, увы, главная надежда Ады. А даже если бы все обстояло иначе! Разве его смерть приблизит леди Ольгу к искомому ей возмездию? Сомнительно. Скорее, наоборот, ибо добавит доводов защите, так как лучший способ защиты в суде, — как и обороны на поле брани, — нападение. Обвини обвинителя, и судьи вскоре забудут, с чего начался процесс. Так откуда же это ощущение опасности, этот тревожный озноб?
Сандер Керст не находил объяснений своей тревоге. Он был крепким мужчиной, свободно владел мечом и за последнее время пережил куда больше опасных приключений, чем иные записные вояки. К тому же он путешествовал под охраной лорда де Койнера, одного из верховных лордов графства Квеб, окруженного вооруженной охраной и находящегося на своей земле в прямом и переносном смысле. Ни леди Ольга, ни ее предполагаемые сообщники и клевреты не обладали ни силой, ни авторитетом Каспара де Койнера. Да и возможности у них не те. Обычные физические возможности: количество мечей, например, или денег. По-умному, опасаться следовало суда в самом Квебе. Сколько времени возьмет организация процесса? Какие силы столкнутся во время его заседаний и не предрешен ли вердикт заранее? Судя по поведению лорда Каспара, ничто еще не решено. Но возможно, лорд слишком прямодушен, грубо говоря, простоват? Не исключено, но Сандер, по совести говоря, и не рассчитывал выиграть процесс. Его задача была проще — создать видимость того, что он собирается, как и следовало бы ожидать от законника, играть по правилам, даже если он их и не знает. Протянуть время, уйти с «проезжих дорог», заставить противника расслабиться. Он и в Квеб отправился с одной целью — организовать побег Ады в пути. Его планы несколько спутал арест Тины и проводников, но, хотя до отъезда из замка ему и не удалось перемолвиться ни с одним из них даже словом, Сандер исходил из предположения, что уж мужчины-то наверняка читать подобного рода ситуации обучены давно и хорошо.