Сумерки империи
Шрифт:
Теперь мое решение созрело окончательно: я должен бежать отсюда любой ценой. Если бы по собственной глупости я не попал в плен, если бы позднее у меня хватило духу переплыть Маас, то я уже давно добрался бы до Куртижи.
В нашем поезде было сорок вагонов. Ехал он довольно медленно, но даже на такой скорости я не решался выпрыгнуть из вагона. Если бы не нога, я бы обязательно рискнул, но в моем нынешнем состоянии я неминуемо попал бы под колеса. Пришлось ждать ближайшей остановки, но вокзал, к которому мы подъехали, так плотно охраняла рота баварцев, что не стоило и думать о побеге. Я решил повторить попытку на следующей станции, но и там была выставлена такая же охрана, как и на предыдущей. По обе стороны путей стояли солдаты с оружием наизготовку,
Я очень надеялся, что после пересечения границы контроль ослабнет. Так и произошло, когда мы въехали в рейнские провинции, но возникло новое затруднение: наступил полдень, и среди бела дня я уже не мог незаметно выскользнуть из вагона.
Ближе к ночи мы, наконец, подъехали к Ненкирхену, в котором, как известно, пересекаются железнодорожные линии на Бинген и Нойштадт. Больше медлить было нельзя. Если нас увезут за Рейн, в глубь Германии, то шансы выбраться оттуда будут ничтожными.
К счастью, все пути на вокзале были забиты составами и наш поезд перегнали на запасной путь. Там по обе стороны от поезда стояли составы с пустыми вагонами. Я снял с себя шинель и, оставшись в гражданском костюме, который раздобыл еще в Седане, выпрыгнул из вагона, проскользнул по железнодорожным путям, затем прополз под вагонами и спрятался в будке на тормозной площадке какого-то пустого вагона.
Время тянулось невыносимо медленно. Казалось, что поезд, на котором мы приехали, будет стоять здесь вечно. Если товарищи начнут громко обсуждать мой поступок, то пруссаки услышат и начнут меня искать. И что тогда? Тогда меня найдут и расстреляют.
Когда читаешь слово "расстрел", то кажется, что оно ничем не отличается от других слов. Но если его произнести вслух, да еще и применительно к самому себе, то мгновенно становится очень страшно. Сидя в будке, я чувствовал себя, как кролик, запертый в тесной клетке, в которой невозможно пошевелиться. Кроме того, я сам себе казался смешным. Быть расстрелянным — это еще куда ни шло, но выглядеть смешным было выше моих сил. Я вылез из будки и спрятался за вагоном, груженным кормом для лошадей.
Вокруг свистели паровозы, раскачивались фонари, но поезд с военнопленными никак не трогался с места. Наконец раздался сиплый гудок, который мы не раз слышали после того, как покинули Понт-а-Муссон. Я перевел дух. Поезд наконец тронулся, и вскоре его хвостовые огни растаяли в ночи. Мой побег остался незамеченным.
Но пока рано было говорить о спасении. Я находился на территории Германии. Для обдумывания способов перехода французской или бельгийской границы еще не пришло время. Сначала надо выбраться со станции, что было весьма непросто.
Я долго прятался за вагоном, а когда решил, что прошло уже достаточно много времени, и все уже забыли о поезде с французскими военнопленными, осторожно двинулся в направлении станционного забора, хоронясь между грудами каких-то товаров, сложенных на земле.
Я уже добрался до ангара, стоявшего вдоль наружной ограды, и тут раздался свисток, извещавший о прибытии поезда. На перрон хлынул поток пассажиров, началась суета. Решив воспользоваться удобным моментом и смешаться с толпой, я быстро перебежал на дорожку, ведущую к выходу со станции. К счастью, никто не обратил на меня внимания.
На привокзальной площади в ожидании пассажиров стоял дилижанс. Кучер куда-то отошел, дверь дилижанса была открыта. Я быстро залез в него и забился в дальний угол. Куда направлялся этот дилижанс, я, разумеется, не знал, но был готов ехать куда угодно. Вообще, человек, приехавший на дилижансе вызывает меньше подозрений, чем тот, кто явился пешком. К тому же необходимо было как можно быстрее покинуть Ненкирхен. Мне все время казалось, что деревья и ограды, ставшие свидетелями моего побега, с минуты на минуту закричат: "Держите его, это француз!"
Дилижанс стоял довольно долго, но в него так и не сел ни один пассажир.
— Turkheim? [89] — спросил он у меня.
— Ja, ja [90] .
Я надеялся, что кучер закроет дверь и тронется в путь, но он достал фонарь и принялся что-то искать под сиденьем, при этом он направлял фонарь в мою сторону и внимательно меня разглядывал. Возможно, он делал это из любопытства, но не исключено, что он что-то заподозрил.
89
Тюркхайм (нем.) — город в Баварии.
90
Да, да (нем.).
Наконец кучер нашел то, что искал, поднялся на свое сидение, протрубил в рожок и дилижанс тронулся.
Итак, я ехал в Тюркхайм. Мне казалось, что это небольшой городок, расположенный к северу от Нойштадта, но уверенности у меня не было. К счастью, это не имело большого значения. Главная задача заключалась в том, чтобы как можно дальше отъехать от тщательно охранявшейся железной дороги, и дилижанс подходил для этого как нельзя лучше. Кроме того, необходимо было срочно придумать причину моей поездки в Тюркхайм на тот случай, если это кого-нибудь заинтересует.
Мы ехали уже больше часа, и внезапно меня поразила одна тревожная мысль: а чем я буду платить за проезд? У меня имелись только французские деньги. А не вызовет ли это подозрения? Почему в кармане у англичанина французские деньги? Начнут допытываться и меня арестуют.
Мы как раз ехали через лес, дорога шла в гору, и лошади перешли на шаг. Я открыл дверь дилижанса, неслышно спрыгнул на землю и бросился в лес.
— Я буду ждать вас наверху, — крикнул мне кучер.
И он действительно долго ждал меня, периодически щелкая кнутом и призывно трубя в рожок, но я и не думал возвращаться в дилижанс. После всех мытарств меня уже не пугала перспектива ночевки под открытым небом, и еще я испытывал огромное облегчение от того, что мне не придется отвечать на каверзные вопросы хозяина гостиницы в Тюркхайме.
Понять, где я в тот момент находился, было совсем не трудно. Впереди у меня был Тюркхайм, позади — Ненкирхен, а за ним Саарбрюккен и французская граница. По правую руку от меня простирались равнины Хомбурга, а по левую — Саарский бассейн [91] . Мне показалось, что будет лучше, если я двинусь через Саарскую область, поскольку она граничит с Францией. Если же пересечь границу не удастся, тогда придется искать убежище в Люксембурге.
Моя пешая прогулка в тот вечер была недолгой. Лес, через который я пробирался в сторону границы, оказался настолько протяженным, что в темноте я едва не заблудился. Поняв, что так недолго вновь оказаться в Ненкирхене, я удобно устроился под большим деревом и быстро заснул. Спать в лесу было несравненно лучше, чем в вагоне, увозившем моих товарищей в Германию. К тому же осенняя ночь выдалась на удивление теплой, я блаженствовал от того, что не слышу немецкой речи, а дышать лесным воздухом было гораздо приятней, чем вдыхать запах хлороформа, перемешанный с мерзкими больничными испарениями. На душе было радостно от того, что скоро я вернусь во Францию. Я был свободен.
91
Территория Германии, которая после Первой мировой войны была оккупирована Францией и Великобританией. После плебисцита 1935 г. была возвращена Германии. Административный центр — Саарбрюккен.