Сумерки империи
Шрифт:
Вскоре мы заметили, что в одном доме сквозь ставни пробивается лучик света.
— Надо постучать и расспросить жильцов, — сказал Омикур. — Глупо шагать по большому городу, как по дремучему лесу.
Он постучал, но вместо ответа в доме погасили свет, а звуки, проникавшие сквозь ставни, разом стихли.
— Откройте, мы свои.
Жильцы явно совещались, но открывать двери или окна по-прежнему не спешили.
— Они решили, что мы из полиции.
— Или воры.
Пришла моя очередь стучать, и я сильно заколотил в окно, рискуя разбудить соседей и привлечь внимание прусских патрулей, если они еще оставались в городе.
Наконец за закрытыми ставнями приоткрылось окно.
— Вы кто? — спросил мужской голос.
— Мы ваши друзья, французы.
— А зачем стучите? У нас ничего нет.
— Откройте окно или я его высажу. Именем закона.
Моя угроза выглядела нелепо, но она возымела действие. Ставни приоткрылись.
— Что вам надо?
— Немцы еще в городе?
— Все ушли.
В этот момент открылась дверь дома и на пороге появился человек с зажженным фонарем. Увидев наши шинели и фуражки, он воскликнул:
— Вольные стрелки! Бегите, несчастные, из-за вас и мы погибнем.
— Но немцы ушли, и к тому же они сегодня потерпели поражение.
— Они скоро вернутся.
— Да они же бегут.
— Они вернутся и тогда из-за вас нам конец.
Ставни перед нашим носом захлопнулись, и на этом разговор окончился. Больше от жильцов ничего добиться не удалось. Омикур разозлился, но потом, видимо, вспомнил, как после сдачи Орлеана пруссаки жгли в городе дома. В итоге мы оба решили, что нам стоит с пониманием отнестись к чувствам запуганных жителей. К тому же на месте разрушенных домов остались почерневшие от огня стены, стоявшие словно немые свидетели расправы пруссаков с поверженным врагом. Люди, испуганные нашим появлением, конечно, не забыли запах недавних пожарищ и, хлебнув немало горя, теперь имели полное право отнестись к нам с таким малодушием и недоверием.
Немцы ушли из Орлеана, и нам уже не было нужды осторожничать, словно каким-то ворам. Тем не менее Омикура не убедили слова наших трясущихся от страха собеседников, и он решил пройти до центра города и как следует все проверить.
Оказалось, что в самом городе все обстояло точно так же, как и в предместье. Двери и окна домов были плотно закрыты, на улицах ни души, и к тому же дождь лил, как из ведра. Куда могли подеваться все жители? Сбежали из города или попрятались в погребах?
На подходе к мосту мы услышали поразивший нас окрик: "Стой! Кто идет?" Кто мог в Орлеане кричать по-французски "Кто идет?"
— Стоять! — повторил часовой.
Было совершенно ясно, что кричал французский солдат.
Оказалось, что в город только что вошли батальон мобилей из Дордони и отряд вандейцев. Пока сражение шло на правом берегу Луары, они прошли по левому берегу и, не встретив неприятеля, вошли в город по мосту как раз в тот момент, когда мы с предосторожностями подходили с противоположной стороны к предместью.
Оставалось лишь сообщить боевым товарищам о нашем прибытии.
На следующее утро город проснулся в атмосфере покоя и ликования. А когда солдаты, облаченные в красные штаны, прошли строем мимо памятника Орлеанской деве, рядом с которым еще несколько дней назад гремела баварская музыка, город буквально взорвался от восторга.
Значит, это правда! Враг разбит! Город освобожден… Да здравствует Франция!
Значит, страдания не напрасны, и все жертвы были принесены во имя родины. Только теперь люди почувствовали, насколько дорога им наша страна.
Победа над баварцами и пруссаками при Кульмье имела огромное значение, но еще ничего не было решено. Армия Фридриха-Карла [122] в день капитуляции Базена вышла из Меца и форсированным маршем двинулась на Луарскую армию. Что ожидало нас впереди? Станем ли мы дожидаться сражения с этой армией, или будет принято решение преследовать баварцев, которые еще не были окончательно разгромлены, а затем идти на Париж?
122
Фридрих-Карл Николаус Прусский — прусский генерал-фельдмаршал, внук Фридриха Вильгельма Ш, выдающийся военачальник. В 1870–1871 гг. командовал 2-й армией. После побед при Вионвилле и Марс-ла-Туре оттеснил маршала Базена к Мецу. Обеспечил победу при Гравелотге, разбив правое крыло французской армии при Сен-Прива. Запер Базена в Меце и принудил его к капитуляции.
Наиболее отважные и склонные к риску военные настаивали на втором варианте действий. Они предлагали совершить стремительный рейд по региону Ла-Бос, по пути разбить войска фон дер Танна [123] , затем напасть на армию Фридриха-Карла и разбить ее в пух и прах, а после этого устремиться к Парижу, войска которого, уверяли они, выйдут из города и окажут поддержку Луарской армии. Все их доводы выглядели просто и убедительно.
Но такой план выглядел простым лишь на бумаге, а в действительности исполнить его было бы невероятно сложно.
123
Людвиг фон дер Танн — баварский генерал. Баварский корпус под его командованием разбил авангард Луарской армии и занял Орлеан. После боя под Кульмье оставил Орлеан и искусно вывел корпус на соединение с прусской армией.
Сторонники столь смелого плана были склонны воевать по карте, сидя у огня в теплом кабинете. Те же, кто, дрожа от холода и увязая в грязи, находился в полевых условиях, решительно отвергали подобные фантазии.
Если на первых порах никто не верил в возможности Луарской армии, то теперь ее силу явно переоценивали. В этом смысле розовые мечты восторженных патриотов были крайне далеки от реальных возможностей.
Несколько дней назад Луарская армия действительно очень организованно выдвинулась в направлении Кульмье, но тогда общая дистанция не превышала десятка лье, а главное заключалось в том, что что погода в те дни благоприятствовала успешному продвижению пехоты, артиллерии и тыловых подразделений по сухой равнине. Однако теперь речь шла не о нескольких коротких бросках. Предстояли длительные переходы по раскисшим от дождей полям региона Ла-Бос. К тому же наши лошади устали, упряжь была в плохом состоянии и требовался большой ее запас, чтобы протащить по грязи артиллерийские орудия, из-за тяжести которых рвались хомуты и ломались оглобли. При таком положении дел неизбежно возникали бы заторы, и скорость продвижения оказалась бы катастрофически низкой. Никто не знал, насколько вязкой окажется глинистая почва в Ла-Босе, и как в ней будут увязать люди и кони. Нам возражали, что пруссаки сумели быстро продвинуться по этой территории, но никто не подумал, что у пруссаков было гораздо более легкое вооружение, и что там, где мы впрягаем четырех лошадей, они впрягают шесть, да и лошади их в гораздо лучшем состоянии, чем наши.
Если мы все же решимся двинуться на Париж, то необходимо будет продвигаться очень быстро. А как в столь тяжелых условиях поддерживать высокую скорость движения? Продержатся ли в таком походе наши бойцы? Нельзя забывать, что в большинстве полков у солдат не было даже шинелей. Большинство мобилей были одеты в гимнастерки и полотняные штаны. Как прикажете в таком обмундировании шагать целый день под дождем и спать в мокрой палатке, установленной в жидкой грязи, не имея даже тощей соломенной подстилки, поскольку в этой местности, считающейся житницей Франции, невозможно найти и клочка соломы, так как немцы вывезли ее подчистую.
Очевидно, что через несколько дней изматывающего марша и невероятных лишений все солдаты, не привыкшие к полевым условиям и не имеющие необходимой закалки, слягут от болезней. Плеврит и пневмония скосят в первую очередь горожан и промышленных рабочих, а в довершение всего все поголовно, и сильные, и слабые, подхватят оспу. Больных придется оставлять в деревнях, и одному Богу известно, кто там за ними станет ухаживать.
В большинстве полков у солдат не было даже шинелей, лишь гимнастерки, да полотняные штаны