Сумерки империи
Шрифт:
— Значит, остаются тридцать шансов из ста, что у меня все получится. Это немало.
— Тут вы ошибаетесь. Даже если вы прорветесь сквозь линию осады, вас с десятипроцентной вероятностью подстрелят французские передовые посты.
— Даже если ваши расчеты точны, то у меня все-таки остаются определенные шансы на успех.
— Да, это так.
— Я и не сомневаюсь. Удивляет меня лишь то, что при такой точной оценке рисков вы все-таки смогли найти желающих пробраться в Париж.
— Значит, вы отказываетесь?
— Да нет же, я жду, когда мне наконец дадут инструкции.
— Вы их получите, но только к вечеру. А сейчас я покажу вам на карте одну дорогу. Двигаясь по ней, вы точно найдете людей, которые помогут вам пройти по всему маршруту. Кстати, надеюсь, вы не собираетесь отправляться в путь в этой полевой форме. Сейчас ведь
— Мне знакома эта местность, и я легко найду, что им сказать. В свое время я жил на берегу Эра [125] .
— После Шартра не идите прямо на Париж, а сверните на обходную дорогу и через Кольтенвиль и Галлардон двигайтесь в направлении Абли. Если выйдете из Шартра на рассвете, то до Абли доберетесь довольно рано и сразу сворачивайте на большую дорогу. Идите до Сент-Арнуля, но сразу не заходите туда, дождитесь ночи. Постучите в дверь первого же большого дома. Его хозяина зовут Соре, он торгует птицей. Там вы переночуете, и утром вас проведут через лес Рамбуйе и через деревни Селль, Борд и Серне-ла-Виль на небольшой хутор в окрестностях Шеврез. Там найдете торговца обувью Кардоса, у него и переночуете. Записывать ничего нельзя, поэтому все имена вы должны запомнить.
125
Левый приток Сены.
— Понимаю.
На следующий день вас через Вильнев, Шатофор и Туссю проведут до Бука, где вы и расстанетесь с проводником. Дальше до самого Парижа действуйте самостоятельно. Вы плавать умеете?
— Умею.
— Тогда лучшей дорогой для вас станет Сена. Постарайтесь ночью добраться до Севра и переберитесь через реку вплавь. Только смотрите, чтобы вас не подстрелили французские часовые, в тех краях они особенно бдительны. И еще хочу кое о чем вас предупредить. Говорят, что пруссаки натягивают прямо над землей железную проволоку с колокольчиками. Не знаю, правда ли это, но в том, что их часовые всегда начеку, можете не сомневаться.
Я потратил целый день, пытаясь вырядиться, как настоящий погонщик скота. А еще я отправился к парикмахеру и велел, чтобы он сбрил мне бороду и подстриг, как обычно стригут крестьян, то есть сделал небольшие бакенбарды и завитки на висках. Самым неприятным в этом переодевании стала необходимость нахлобучить на голову меховую шапку. Старьевщик утверждал, что шапка почти новая, но я-то понимал, что она верно прослужила нескольким поколениям погонщиков. Мне казалось, что, освоив медленную и неуверенную походку, надев эту шапку, выцветшую блузу, рубаху из грубого полотна, смазанные жиром сапоги, нацепив на пояс серебряные часы, напоминавшие своей формой постельную грелку, зажав в зубах трубку и взяв в руку палку, я стал до ужаса похож на продавца свиней и коров.
Обычно эти почтенные торговцы носят с собой деньги, зашив их в пояса. Но я решил более основательно подготовиться к возможным неприятностям и велел пришить к жилету и штанам специальные пуговицы, деревянную основу которых заменили на обтянутые тканью двадцатифранковые луидоры. На жилет мне пришили шесть таких пуговиц, а на штаны — восемь, что составило в общей сложности 280 франков.
Покончив с гардеробом, я отправился к чиновнику за обещанными инструкциями. К моему приходу все было готово. Я ждал, что мне выдадут пакет с донесениями наподобие тех, что разносят почтальоны, и заранее ломал себе голову, пытаясь понять, куда я его спрячу. Но к моему удивлению мне выдали две крохотные бумажные трубочки, каждая из которых могла бы уместиться в стержне птичьего пера. Это были микрофотографии, изготовленные по методу Дагрона [126] .
126
В 1870 г. во время Франко-прусской войны французский фотограф Роже Дагрон организовал регулярную связь с Парижем, осажденным немцами. Для передачи сообщений Дагрон использовал принцип микрофотокопирования, технологию которого он значительно усовершенствовал. Письма и документы печатали на листах бумаги форматом 6о х 43 см. 16 таких листов монтировали на панель и фотографировали, получая негатив форматом 35 х 65 мм. Негатив контактно копировали на коллодионную пластинку, отделяли светочувствительный слой и получали позитивную микроформу весом в несколько граммов, на которой содержалось до 3000 сообщений. Микроформы посылали с почтовыми голубями в Париж, где изображения проецировали на экран, с которого их переписывали.
— Они сделаны в двух экземплярах. Если с одним из них что-то случится, постарайтесь сохранить второй. Донесения зашифрованы, но крайне нежелательно, чтобы они попали в руки неприятеля. Если вас схватят, вы должны их уничтожить.
Я достал из пачки сигару, раскрутил листья и поместил донесение среди листьев табака. Затем вновь скрутил сигару, стараясь придать ей первоначальную форму. Скрутка получилась слабой, но, если не присматриваться, то на вид это была обычная сигара.
Теперь надо было придумать, куда спрятать второй экземпляр. Мне рассказывали историю, как один офицер доставил донесение из Меца, спрятав его в зубном протезе. Мне такой способ не годился: все зубы у меня были свои, да и времени не было, чтобы удалять зуб и ставить на его место почтовый ящик. Идея пришла в голову, когда я проходил мимо лавки торговца красками и увидел маленькие свинцовые тюбики, в которых хранят краски для живописи. Я купил такой тюбик, вложил в него донесение, плотно закрутил и засунул в дыру, проделанную в каблуке сапога. Дыру я потом заделал с помощью куска канифоли. Пруссаки смогут добраться до этого тюбика, только если им очень повезет.
Я внимательно выслушал инструкции, касавшиеся пути следования, но решил, что не стану их выполнять, по крайней мере на начальном этапе маршрута. Две недели, а то и месяц назад, было бы разумно отправляться в дорогу из Шартра. Но теперь Шартр стал опорным пунктом для частей герцога Мекленбургского и генерала Ви-тича. Там я наверняка попаду в руки противника и меня обвинят в шпионаже.
Поэтому я решил выехать из Ле-Мана и, насколько будет возможно, проехать поездом до Куртижи, а уже там отыскать крестьянина или браконьера, который и выведет меня на маршрут.
Время в пути я использовал, чтобы набраться знаний, необходимых в моей новой профессии: почем нынче свиньи, сколько стоят бараны и коровы, и по какой цене здесь можно приобрести телят?
— Донесения зашифрованы, но крайне нежелательно, чтобы они попали в руки неприятеля
До Куртижи я добрался без каких-либо затруднений, но ехал в обстановке крайней нервозности. Люди были уверены, что в любой момент к ним могут нагрянуть пруссаки и по этой причине совсем потеряли голову. Ситуация здесь была не такой, как на берегах Луары. В этих краях не было настоящей армии, а защиту территории обеспечивали лишь несколько батальонов национальной гвардии, да и те выглядели довольно жалко. Понимающие люди расценивали ситуацию, как катастрофическую: национальные гвардейцы не соглашались на позорное бегство с охраняемой территории, но оказать серьезное сопротивление были не в состоянии. Батальоны гвардейцев могли лишь создавать незначительные очаги сопротивления, а в ответ на их действия пруссаки убивали людей и сжигали целые деревни.
На подходе к Куртижи я нарвался на небольшой отряд прусской кавалерии. Меня остановили, и я сказал, что иду в деревню, расположенную в двух километрах вниз по реке, которая называется Куртижи.
— Вы проживаете в Куртижи? — спросил командовавший отрядом офицер.
— Я хочу повидать моего бывшего учителя.
— Как его зовут?
— Шофур.
— А вы кто такой?
— Я погонщик скота. Нахожусь здесь проездом.
Должно быть, что-то в моей одежде было не так, потому что офицер явно не поверил мне и не отпустил на все четыре стороны.