Сумерки
Шрифт:
Он не был плохим сам по себе – его таким сделали. Он не отвечал за свои преступления – в них были виноваты те, кто подтолкнул его к такой жизни. Именно этим он утешался большую часть времени.
До тех пор, пока не встретил Грейс Спайви.
Она показала, к чему ведет бездумная жалость к самому себе. Благодаря ей он понял, насколько жалкими и смехотворными были все его оправдания. Мать Грейс объяснила, что любой изгой способен почерпнуть в своем состоянии силу, мужество и даже гордость. Она
Кайл понял, что его небывалую силу и невиданную способность к разрушению следует использовать лишь для того, чтобы нагнать страху на врагов Господа.
И вот теперь, пока Мать Грейс погружалась в транс, Кайл смотрел на нее с безоговорочным обожанием. Он будто не видел, что ее седые волосы давно нуждаются в расческе. Пламя свечей озаряло их золотистым сиянием, превращая в глазах Кайла в некое подобие нимба или священного ореола. Не замечал он ни мятой одежды, ни жирных пятен, ни белесой перхоти. Он видел лишь то, что хотел видеть. Спасение. Избавление от грехов.
Мать Грейс простонала. Веки ее дрогнули, но не поднялись.
Одиннадцать учеников, все так же сидевшие вокруг нее полукругом, затаили дыхание, как будто любой звук мог разбить эти хрупкие чары.
– Боже, – выдохнула Мать Грейс, как если бы увидела что-то запредельное, страшное и завораживающее в одно и то же время. – Боже! Боже мой!
Она содрогнулась. Нервно облизала губы.
На лбу у нее проступили капельки пота.
Дыхание участилось. Она то замирала, то жадно хватала воздух ртом, как человек, идущий ко дну.
Барлоу терпеливо ждал.
Мать Грейс вскинула руки, будто пытаясь ухватиться за что-то. Кольца блеснули алым в пламени свечей. Затем ладони ее вновь упали на колени, трепыхаясь, словно парочка птиц, и замерли.
Наконец она заговорила. Еле слышно, будто повторяя за кем-то чужие слова:
– Убейте.
– Кого? – спросил Барлоу.
– Мальчишку.
Ученики встрепенулись, многозначительно поглядывая друг на друга.
Дернулись огоньки свечей, заплясали по всей комнате тени.
– Речь идет о Джоуи Скавелло? – уточнил Барлоу.
– Да. Убейте его. – Голос ее звучал из неизмеримой дали. – Сейчас. Сразу.
Для всех оставалось загадкой, почему один только Барлоу мог общаться с Матерью Грейс, когда та пребывала в трансе. Всех остальных она просто не слышала. Грейс Спайви была для них единственной связующей ниточкой с миром духов, проводником посланий, которые поступали с той стороны. Но лишь благодаря Барлоу с его терпеливыми и осторожными расспросами они могли быть уверены в точности этих посланий. Эта его способность, как ни одна другая, убеждала Барлоу в том, что он и правда был одним из Избранных. Слугой Господа.
– Убейте… убейте его, – повторяла она нараспев с легкой хрипотцой.
– Вы уверены, что это тот самый мальчик? – спросил Барлоу.
– Да.
– Вне всяких сомнений?
– Абсолютно.
– Как нам его убить?
Лицо у Грейс обмякло. На ее по-детски гладкой коже проступили морщины. Бледная плоть обвисла, будто сморщенная, безжизненная ткань.
– Как нам уничтожить его? – настаивал Барлоу.
Она открыла рот, но оттуда донеслось лишь невнятное хрипение.
– Мать Грейс?
– Любым… любым способом, – еле слышно отозвалась она.
– С помощью ножа, пистолета? Или нужен огонь?
– Любым способом… подойдет… но только если… действовать быстро.
– Быстро?
– Время на исходе… с каждым днем… он становится сильнее… неуязвимей.
– Важно ли соблюдать какой-нибудь ритуал? – спросил Барлоу.
– Когда убьете… сердце…
– Что насчет сердца?
– Надо… вырезать. – Голос у нее окреп, зазвучал громче.
– И что потом?
– Будет черным.
– Его сердце будет черным?
– Как уголь. И гнилым. Вы увидите…
Она выпрямилась на стуле. Пот капельками стекал у нее по лицу. Белые руки, будто полуживые моли, подергивались на коленях. Лицо уже не было таким бледным, хотя глаза оставались закрытыми.
– Что мы увидим, когда вырежем у него сердце? – спросил Барлоу.
– Червей, – сказала она с отвращением.
– В сердце мальчика?
– Да. Копошащихся червей.
Ученики о чем-то зашептались, но это уже не имело значения.
Мать Грейс до того глубоко погрузилась в транс, что ничто не могло прервать поток ее видений.
Упершись руками в мощные бедра, Барлоу наклонился вперед:
– Что нужно сделать с его сердцем, после того как оно окажется у нас в руках?
Ее руки снова забегали по воздуху, будто она пыталась извлечь оттуда ответ.
И вот:
– Бросьте сердце…
– Куда? – спросил Барлоу.
– В чашу со святой водой.
– С водой из церкви?
– Да. Вода останется холодной… а сердце… оно вскипит, обратится в черный дым… и испарится.
– Так мы поймем, что мальчик мертв?
– Да. Вовеки мертв. Без шанса на перерождение.
– Стало быть, есть надежда? – Барлоу весь обратился в слух.
– Да, – прозвучал уверенный ответ. – Надежда.
– Слава Богу, – сказал Барлоу.
– Слава Богу, – эхом откликнулись ученики.
Мать Грейс открыла глаза. Зевнула, моргнула, огляделась в полном замешательстве:
– Где мы? Что-то случилось? Я вся взмокла. Неужели я пропустила шестичасовые новости? Это плохо, очень плохо. Мне надо знать, что еще затевают приспешники Люцифера.