Сумерки
Шрифт:
Все это было не больше чем ее воображение.
С мальчиком ничего не случилось.
Он уже не спал, а сидел на постели и как завороженный слушал сказку о волшебном попугае и сиамском короле, которую рассказывал Джордж.
Беспокоясь, что ее мать узнает о случившемся по радио или прочитает в газетах, Кристина решила позвонить ей, но позже об этом пожалела. Эвелин внимательно выслушала, изобразила приличествующее случаю потрясение, но вместо того, чтобы выразить сочувствие, устроила форменный допрос, чем удивила и разозлила Кристину.
– Что ты сделала этим людям? – хотела знать Эвелин.
– Каким людям?
– Этим, из Церкви.
– Мама, я ничего не сделала этим людям. Это они хотят что-то сделать с нами. Разве ты не слышала, что я тебе говорила?
– Без всякой причины они не стали бы этого делать, – сказала Эвелин.
– Это сумасшедшие, мама.
– Не могут же все быть сумасшедшими, целая Церковь народу одновременно.
– К сожалению, это так. Это плохие люди, мама, очень плохие.
– Не могут же все сразу быть плохими. Тем более такие религиозные люди, как эти. Не будут же они преследовать вас ради простого удовольствия.
– Я уже говорила тебе, почему они преследуют нас.
Они вбили себе в голову, что Джой….
– Это ты мне говорила, – прервала Эвелин. – Но дело, должно быть, не в этом. Поверь мне, должно быть что-то другое. Ты, очевидно, сделала что-то такое, что вызвало их гнев. Но даже если допустить, что ты прогневала их, я уверена – они не хотят никого убивать.
– Мама, я же сказала тебе – у них было оружие, погибли люди….
– Значит, это были люди не из этой Церкви, – сказала Эвелин. – Ты все перепутала. Это кто-то другой.
– Мама, я ничего не перепутала. Я….
– Служители Церкви не носят оружия, Кристина.
– Служители этой Церкви носят оружие.
– Это кто-то другой, – настаивала Эвелин.
– Но ведь….
– У тебя всегда было предвзятое отношение к религии, – сказала Эвелин. – Предвзятое отношение к церкви.
– Мама, у меня нет никакого предубеждения против….
– Именно поэтому ты с такой готовностью обвиняешь во всем верующих, тогда как очевидно, что это не их рук дело, а может, каких-нибудь политических террористов, из тех, что вечно мелькают в новостях, или ты сама впуталась куда не следует. Кристина, признайся, ты в чем-то замешана? Это связано с наркотиками? Как показывают по телевизору, из-за них все вечно стреляют друг в друга. Ответь мне, Кристина!
Ей показалось, что из глубины доносится монотонное тиканье дедушкиных часов. Внезапно ей стало трудно дышать.
Разговор продолжался в том же духе, пока Кристине не надоело. Сказала, что ей надо уходить, и повесила трубку, прежде чем на другом конце успели что-то возразить.
Мать даже не сказала: «Я люблю тебя», – или «Будь осторожна», или «Я сделаю для вас все, что смогу».
Точно у нее и не было матери. Что до отношений между ними, то их действительно не было.
В половине восьмого Кристина приготовила всем завтрак. Вскоре снова пошел дождь.
Это нельзя было назвать утром: серый, тусклый свет и низкие, мрачные тучи – разверзшиеся хляби небесные.
Туман висел клочьями, и было ясно, что без солнца он уже не рассеется и к вечеру окутает землю сплошной непроглядной пеленой. Стояла пора, когда ураганы, приходящие с Тихого океана, беспощадной грядой обрушиваются на побережье Калифорнии, терзая прибрежные районы до тех пор, пока ручьи и водоемы не вспучатся и не выйдут из берегов, а на холмах не возникнут оползни, увлекая на дно каньонов жилые дома. Похоже, именно такая цепь ураганов и надвигалась сейчас на них.
При мысли о наступающей полосе долгого ненастья угроза, исходящая от Церкви Сумерек, казалась еще более зловещей. С приходом зимних дождей улицы затопляли потоки воды, автострады были запружены транспортом настолько, что возникали гигантские пробки, движение парализовывало. Калифорния словно сжималась, отступая перед горами, которые, стягиваясь к побережью, все больше сужали живую полоску земли, отделяющую их от океана. В разгар сезона дождей в Калифорнии витал призрак клаустрофобии, об этом нельзя было прочитать в туристических проспектах, этого нельзя было увидеть на почтовых открытках. В такую погоду Кристина всегда чувствовала себя попавшей в западню, даже если ее и не преследовала хорошо вооруженная армия маньяков.
Кристина отнесла яичницу с беконом Винсу Филдсу, дежурившему у входной двери, и поинтересовалась:
– Вы оба, должно быть, устали. Сколько времени вы можете не спать?
Поблагодарив ее за завтрак, Филдс взглянул на часы и сказал:
– Нам осталось около часа. Новая команда прибудет к десяти.
Разумеется. Новая команда. Свежая смена. Этого следовало ожидать, но она не хотела об этом думать. Она уже привыкла к Винсу и Джорджу и доверяла им. Окажись один из них членом Церкви Сумерек, ее с Джоем уже не было бы в живых. Она не хотела, чтобы они уходили, но они не могли стоять на посту вечно. Глупо было с ее стороны не понимать этого.
Теперь приходилось думать о тех, кто придет им на смену, ведь среди них мог оказаться тот, кто с потрохами продался Грейс Спиви.
Она вернулась на кухню. Джой и Джордж Свартхаут завтракали за полукруглым сосновым столиком, за которым могло разместиться только три человека. Она села, но аппетит уже пропал. Поковыряв вилкой в тарелке, она сказала:
– Джордж, а следующая смена охраны….
– Скоро будет здесь, – сказал он, заедая яичницу поджаренным хлебом.
– А вам известно, кого Чарли…, мистер Гаррисон пришлет к нам?
– Их имена?
– Да, имена.
– Нет. Там несколько ребят. Кто-то из них. А что?
Она не могла объяснить почему, но ей было бы спокойнее, если бы она знала их имена. Кристина была незнакома с персоналом агентства, и фамилии вряд ли что-нибудь сказали бы ей, ведь по ним не определить, является тот или другой лазутчиком Грейс Спиви или нет. Это было неразумно.
– Если вы знаете кого-то из наших и хотите, чтобы они дежурили здесь, вам надо сообщить об этом мистеру Гаррисону, – сказал Джордж.