супермаркет
Шрифт:
Дальше Тамара слушать не стала и поднялась в маленькую комнатку под самой крышей. Она понравилась ей с первого дня, хотя места в ней было действительно немного: вмещались лишь диван, небольшой шкаф, стол и пара стульев. Однако окно было от пола до скоса потолка, поэтому днем комнату заливал свет, а ночью звезды, казалось, находились совсем рядом.
Проснулась Тамара от того, что кто-то, тяжело навалившись на нее, зажимал рот ладонью. Она пыталась закричать, но не сумела, зато, увернувшись, смогла укусить руку насильника.
– Вот сука, - сказал он спокойно,
Удар был настолько сильным, что Тамара потеряла сознание и очнулась лишь, когда к ней подошел второй и, как какую-то куклу, стал укладывать удобнее.
– Не надо, - простонала она разбитыми губами.
– Не понравилось?
– глумливо спросил он пьяным голосом.
– Сейчас понравится больше. И молчи, убью.
Он сжал ей горло, и она опять провалилась в небытие. Когда он, наконец, отвалившись от нее, стоял и, покачиваясь, поправлял одежду, Тамара пришла в себя и судорожно закашлялась. Немного отдышавшись, с трудом поднялась на ноги, оказавшись возле окна.
– О чем задумалась, красавица?
– услышала она его смешок.
– Прыгай!
Окно на ночь из-за духоты, как она любила, было приоткрыто. И Тамара прыгнула.
А Николай спал. Почему так случилось, он не знал ни тогда, ни сейчас. Причин могло быть много. Во-первых, он очень устал за последние дни; во-вторых, мог быстро опьянеть из-за жары; в-третьих, возможно, ему что-то подсыпали в питье. А, может, просто закрыл на минутку глаза и провалился в глубокий сон, как это иногда бывает. Но факт остался фактом: он спал.
Тамару спасло то, что, уезжая, двое отморозков все-таки разбудили Николая. Они сказали, что его женщина почему-то лежит возле дома. Кажется, и не дышит. После чего спокойно уехали.
Скорая помощь приехала довольно быстро. Николай не мог даже предположить, что же случилось с Тамарой, пока один из врачей не пригласил его в кабинет. У нее был сломан нос, обе ноги, несколько ребер. О наличии внутренних повреждений говорить было еще рано. А кроме всего прочего, она была изнасилована и избита. Николай закрыл лицо руками и, не стесняясь врача, заплакал.
К утру состояние Тамары стабилизировалось. Около двенадцати дня приехал муж. Ему сообщили из милиции, что с женой произошло несчастье. Он, оглушенный услышанным, находился в коридоре, когда к нему подошел Николай и сел рядом.
– Послушай, нам надо поговорить. Пойдем, покурим?
Они вышли и сели на какую-то скамеечку.
– Мне оправдания нет, - начал Николай.
– Если надо, я за все отвечу, юлить не буду. Но дело не в этом. Тамара не хочет меня видеть. Да и я не знаю, как смотреть ей в глаза. Не смог уберечь. Я предлагаю тебе любые деньги на лечение, любых врачей, которые будут нужны, только помоги спасти ее. Врач говорит, что она замкнулась и молчит.
Николай с силой сжал кулаки. Он не знал, что еще мог сделать или сказать, чтобы помочь любимой женщине. Муж Тамары молчал. Как бы он ни был обижен на свою жену, но такого пожелать ей не мог. Он любил ее, она была
– Хорошо. У тебя большие связи, сделай так, чтобы изнасилование и избиение не фигурировали в деле. Пусть это будет несчастный случай. Мы заявление писать не будем. Я думаю, она согласится. Условие одно: уезжай и никогда не появляйся в нашей жизни.
И они разошлись, чтобы больше никогда не встретиться друг с другом. Николай в семью так и не вернулся. До самого отъезда жил в гостинице. Двое гостей исчезли, как будто их и не было на этом свете. Тамара долго лежала в больнице. Когда стало известно, что она беременна, решила избавиться от ребенка. После операции вскрыла себе вены, но осталась жива и была помещена уже в другое отделение. Соне сказали, что мама попала в аварию и из-за травмы головы не может быть такой, как прежде.
Домой вернулась уже совершенно другая женщина: исхудавшая и словно не живая, с потухшими глазами. Она часто о чем-то задумывалась, могла подолгу сидеть, глядя в одну точку. Казалось, ее ничто не интересовало. Муж и Соня были терпеливы, и постепенно Тамара оттаяла: стала выполнять кое-какую работу по дому, общаться, но по-прежнему боялась выходить на улицу и принимать хоть какие-то решения. Известие, что Веня - сын Николая Рубцова, спровоцировало возвращение болезни.
Через три дня после случившегося состоялся первый экзамен. Все это время Соня просидела дома, не отвечая на телефонные звонки. Она постоянно вспоминала дачу Вени, где им было так хорошо, а мама едва не погибла. Там Сонина первая любовь горела так ярко, что сердцу становилось тесно в груди, а мамина горькая - умерла.
Все эти дни Веня звонил и звонил. Соня понимала, что он ни в чем не виноват, но сил для разговора не было. Надо было осознать и принять все, что произошло, а трудный разговор отложить до лучших времен.
Она уже подходила к крыльцу школы, когда увидела Веню. Он шел ей навстречу. Очевидно, хотел серьезно поговорить. Они остановились. На крыльце в ожидании начала экзамена толпились ребята и волнующиеся за своих чад родители.
– Соня, - начал он тихо, - что мне сделать, чтобы ты поговорила со мной?
Она лишь покачала головой и отступила на шаг назад.
– Ничего.
– Соня, послушай, - продолжил он терпеливо, - пусть они сами судят друг друга, а мы ни в чем не виноваты и не должны страдать от их любви.
Она удивленно вскинула брови. Подобное не приходило ей в голову.
– Может быть и так, но только твой отец живет и здравствует, а моя бедная мать дожидается смерти. Они заплатили за любовь по-разному, не находишь?
Глаза Вени стали колючими. Он не желал говорить о родителях, главными были они, он и Соня.
– Мне искренне жаль твою маму, я не оправдываю своего отца, но это их история, а не наша. И мы ничего не можем изменить. Скажи лучше, что сделать мне?
– он сделал ударение на последнее слово.
– Что сделать, чтобы между нами все осталось по-прежнему? Может встать на колени? Хочешь?