Суровые времена
Шрифт:
Снаружи, видимо, раздался шум, так как Лебедь бросился к окну.
– Гонец, – объявил он.
Я не мог слышать, что происходило за стенами зала, и, даже выглянув в окно, не увидел ничего, кроме сплошной серости. Странно.
Госпожа отпихнула Лебедя локтем.
– Добрыми новости быть не могут. Тащи его сюда, пока не наболтал лишнего.
Лебедь вернулся быстро.
– Не так уж они плохи, – сообщил он. – Похоже, громадная толпа шадаритских и веднаитских фанатиков пустилась в погоню за Ножом и имела несчастье изловить его.
Что?
– Что ты там лопочешь?
– Нож истребил больше пяти тысяч этих суеверных олухов, гнавшихся за ним, дабы покарать за преступления против веры.
Нож был весьма суров по отношению к храмам и жрецам, когда мог себе это позволить.
Такое отношение к религии тоже сыграло немалую роль в его бегстве. Он нажил себе уйму кровных врагов в лице всего таглиосского жречества еще до того, как рассорился со Стариком. Весь благочестивый люд счел его выпадение из фавора благословением небес.
Я понимал, что жрецы втайне только и ждут, когда же ангелы ниспошлют им удобный случай для расправы с нами.
– Пять тысяч?
– Может, и больше. Может, и все семь.
– Предоставленных самим себе? Как это могло произойти?
Ни правящей фамилии, ни нам отнюдь не нравились большие группы вооруженных людей, шатающиеся вокруг и борющиеся со злом во имя добра через нашу голову.
– Вон. Все – вон. Вернетесь через два часа.
Едва оставшись в одиночестве, Госпожа негромко пробормотала:
– Треклятый Костоправ… – С этими словами она сгребла со стола магические принадлежности. – Совсем из ума выжил…
Я понял, что нам с Копченым нужно чертовски сосредоточиться. Если погружаешься в себя, время несется мимо. Фрагменты всего происходившего со мной поступали беспорядочно, и я уже отчаялся сложить их в единую картину.
Понимание этого и последовавший за ним ужас вернули меня туда, откуда я наблюдал, когда нечаянно отвлекся. Казалось, прошло несколько часов.
Но Госпожа все так же ворчала на Старика:
– Что на него нашло? Как мог он поверить этим слухам?
Она был зла. С помощью какого-то волшебного шара она взглянула на поле завершившейся битвы, и результаты резни расстроили ее еще больше.
– Проклятый глупец!
То было крупнейшее поражение таглиосской армии со времен Деджагора.
Из какого-то потайного ящика стола она достала кусок черной ткани. Я, несмотря на то, что внимательно читал ее Анналы, удивился. То был шелковый румель Душилы одного из высших посвящений. Она начала упражняться с несущим смерть шарфом.
Может быть, это помогало ей успокоиться. Расстраивалась она и оттого, что ей чего-то недоставало. Обычно рядом с ней всегда был капитан…
Это тебе только намек, дамочка, подумал я. В следующий раз он вообще всех изничтожит.
Шарф в ее руках так и мелькал. Здорово. Интересно, есть здесь какая-нибудь связь с Киной?
Может, именно возможность такой связи и пугала Костоправа?
Не просто же так они зовутся Обманниками…
Успокоившись, она послала за своими штабистами. Как только те собрались, она сказала:
– После битвы остались выжившие. Некоторые до сих пор там, хоронят погибших. Изловите-ка мне парочку.
53
Ни Костоправ, ни Одноглазый так и не пришли в потайную палату. Даже Радиша не возвращалась пытать пленника. И разбудить меня было некому.
Вернулся я едва ли осознанно; наверное, просто тело призвало назад. Отсутствовал я долго. Куда дольше субъективного моего времени, проведенного в отлучке. Должно быть, путь в прошлое дальше, чем кажется.
Желудок даже и не урчал – ревом ревел. Но запеченные булыжники матушки Готы кончились.
Душила снова сбросил с себя простыню и теперь смотрел на меня громадными глазами. Похоже, он тут занимался чем-то не тем.
Присмотревшись, я увидал, что он ухитрился высвободить одну руку.
– Подлый ты тип…
Я сделал долгий глоток из кувшина и снова привязал его. Стоит ли снова рискнуть поискать дорогу в этом лабиринте, дабы добраться до убийственной стряпни матушки Готы? Или остаться и еще поглядеть мир глазами Копченого, пока не явится помощь?
– Воды…
– Нет уж, извини, брат. Пока не скажешь, что там твои приятели сотворить удумали…
В животе снова заурчало.
Душила не отвечал. Хоть тело его и ослабло, воля осталась тверда. Казалось, кто-то, несмотря на мое присутствие, приходит его подкармливать.
Время было позднее. Может быть, матушка Гота уже спит и поесть мне приготовит Сари.
Подойдя к дверям, я остановился, раздумывая. Можно ли измыслить способ отыскать дорогу? Скажем, отпечатки ног на пыльном полу… Но света не было. Этой частью дворца пользовались редко. Никто не зажигал по коридорам шандалов либо факелов. Единственным источником света была лампа в палате за моей спиной. Если только не дожидаться утра, когда солнечный свет проникнет во дворец сквозь щели в крыше да через немногочисленные окна.
Я оглянулся на лампу. Горела она долго. И долить в нее масла никто не позаботился. Прежде чем что-то предпринимать, следует заправить ее…
Откуда-то издалека, обогнув сотню углов и миновав сотню гулких залов, донесся металлический лязг. Меня, несмотря на таглиосскую влажную жару, пробрало холодом.
– Воды…
– Заткнись.
Я отыскал бутыль со светильным маслом и, склонив голову набок, принялся заправлять лампу. Лязг не повторялся.
Снова накрывать Душилу не понадобилось. Взглянув на него, я обнаружил, что смертельно бледное лицо его растянуто в ухмылке. В ухмылке смерти.