Сущность
Шрифт:
– Позже, Кать, – отмахнулась Лера. – Подожди немного, я всё тебе расскажу.
Взяла Алису за руку, отвела в гостиную. Усадила за большой круглый стол напротив телевизора. Покопалась в сумке, вытащила оттуда карандаши и пачку альбомных листов, положила перед Алисой – она любила рисовать и одновременно смотреть мультики. Лера нашла пульт, полистала каналы.
– Алис, смотри – твои любимые Барбоскины! – обрадованно воскликнула она и повернулась к дочке. Та сидела, положив голову на руки, пустым равнодушным взглядом уставившись в экран.
– Карандашики вот, рисуй. Если что – зови, я на кухне с тётей Катей. Хорошо? – Лера поцеловала дочь в макушку и на цыпочках вышла из комнаты, так и не дождавшись ответа…
Она рассказала Кате всё, что произошло. Медленно,
– Наверное, ты думаешь, что я сошла с ума, – вздохнула Лера, – Мне уже и самой так кажется. Но Бакс… Он действительно лежит на полу в коридоре. Мёртвый, с ножом в груди. Алиса нашла его первая. Для неё это страшный удар. Она так рыдала, а сейчас словно неживая. Ни разу не видела её такой. Ты же знаешь, Кать, какая она впечатлительная. К тому же она так любила Бакса. Выросла вместе с ним… – Лера всхлипнула, по щекам снова потекли слёзы.
– Не плачь, сестрёнка, – Катя наконец отмерла, вскочила с табуретки и прижала Лерину голову к груди, поглаживая по волосам. – Ничего такого я не думаю. Вернее, не знаю даже, что и думать… Короче – я тебе верю. Но не понимаю, что посоветовать. Может, попозже что надумаю. А пока одно могу тебе сказать точно – что бы там ни было, я бы одна туда шагу не ступила. Да ну, у меня тоже нервы слабые. Может, вызвать полицию?
– И что я им скажу? – криво усмехнулась Лера. – Товарищи полицейские, дочкина игрушка взбесилась и прирезала нашего пса? Класс! Место в психушке мне будет обеспечено. Я даже Диме не знаю, как рассказать. Ты же знаешь – он реалист до мозга костей. Скажет, что у меня разыгралось воображение, и всё такое.
– Но как же Бакс? Кто-то ведь убил его? Может этот кто-то всё так подстроил, чтобы напугать тебя?
– Зачем? Кому это нужно? И как это возможно? Мы живём на четвёртом этаже девятиэтажки! Дверь была закрыта изнутри. Мы с Алисой были дома одни. Это точно. Я же обшарила всю квартиру, когда искала эту мерзкую Лизу. Не знаю, я уже ничего не знаю. Не понимаю… – с отчаянием прошептала Лера.
Алиса неподвижно сидела перед телевизором, хмуро глядя на мелькающие разноцветные фигурки на экране.
– Лиза, Лиза! Ну? Я кому говорю?! Ли – за! – выкрикнул писклявый голос из динамиков. Девочка вздрогнула всем телом, испуганно огляделась. Пару минут смотрела в экран, поджав губы, словно припоминая что-то. Затем протянула руку, придвинула к себе яркую картонную коробочку. Немного подумав, вытащила оттуда несколько карандашей и начала рисовать, с силой сжимая карандаш пальцами…
Лера прислушалась к тонким детским голосам, доносящимся из соседней комнаты:
– Катюш, я пойду проверю, как там Алиса…
Заглянула туда и облегчённо выдохнула. Дочь с увлечением водила карандашом по бумаге, низко нагнув голову и высунув от усердия кончик языка.
– Солнышко моё, ты рисуешь, – обрадованно воскликнула Лера, подходя. – Милая моя… – слова застыли в горле. На листе бумаги была изображена Лиза. Лера узнала её по треугольному жёлтому платьицу с полукруглыми карманами и коричневым башмачкам. Но вместо круглой кошачьей мордочки с заострённым подбородком дочь нарисовала странное вытянутое лицо с чёрными кругами глаз, поразительно похожими на те, что так напугали Леру ночью. У неё даже дыхание перехватило на миг от пугающего сходства. Рот Алиса изобразила широким и кроваво-красным, как открытая рана, перечеркнув его в нескольких местах чёрным карандашом.
– Неужели это Лиза, доченька? Но почему она так выглядит? – сглотнув комок в горле, хрипло спросила Лера.
Алиса подняла голову, смерила мать долгим серьёзным взглядом и ответила шёпотом:
– Нет. Теперь это не Лиза. Её зовут Анжела. Она злая, я не люблю её. Мне хочется, чтобы она ушла обратно. Но Анжела сказала, что останется здесь навсегда, что я должна её слушаться или она сделает что-то плохое. Тебе или папе… Не хочу больше с ней дружить.
– А почему у неё такой рот? – тоже прошептала ошеломлённая Лера.
– Он зашит. Анжела сказала – так нужно, чтобы переродиться.
– Но откуда она взялась, эта Анжела? И что значит – переродиться?
– Она долго спала. Там, куда мы ездили с бабой Любой, а я её разбудила. И теперь должна всегда быть с ней. «Мы одно целое» – так она сказала…
Алиса сердито сдвинула брови, опустила взгляд вниз и снова взялась за карандаш, с силой водя по бумаге.
– Алисушка, – негромко позвала Лера. – А что у твоей Лизы – Анжелы с глазами? Отчего они такие… чёрные?
Но дочь ещё сильней нахмурилась, раздражённо мотнула головой, проворчала под нос:
– Не хочу больше ничего говорить…
Сжала губы и отвернулась. На дочь иногда нападали приступы упрямства, и Лера поняла, что сейчас как раз именно этот случай – бесполезно дальше расспрашивать Алису. Лера растерянно смотрела, как на белом листе над овалом нарисованного лица появляются чёрные волосы, похожие на пружины. Руку сдавила чья-то ладонь. Лера резко обернулась, увидела рядом бледное лицо Катерины. Карие глаза испуганно смотрели на Леру.
– Я всё слышала, – прошептала Катя прямо в ухо. – Прошлый вторник… Вспомни прошлый вторник, Лерочка. Могила, на которой играла Алиса. Помнишь?
Воспоминания обрывками пронеслись в голове:
Прошлый вторник. Радуница. Люба, их с сестрой единственная родная тётка, попросила Катю найти водителя с машиной, повозить их по кладбищам, навестить могилки родственников. Как назло, в садике отключили воду, и Алиса осталась дома. Лера не хотела брать дочь на кладбище, решив никуда не ехать. Тётка Люба ужасно рассердилась, узнав об этом. «Как это, останешься дома? Не с кем оставить Алису? Да ей в школу идти через год. Большая девчонка, ничего с ней не случится. Ты понимаешь, что обязана поехать? Там твои родные, Лера!» – бушевала она, патетически вскинув руки и закатывая глаза. Тётка в последние годы стала очень набожной, старалась соблюдать все православные посты и обряды. Ещё она была заядлой театралкой, и сама не замечала порой, что копирует трагические сцены – правда, не всегда к месту. На все объяснения Леры, что дочь и так нервная, впечатлительная, ей ни к чему смотреть на могилы умерших людей – тётка только фыркала, оскорблённо поджимала губы и снова возводила глаза вверх, видимо, изображая невинную жертву одной из многочисленных трагических пьес, так любимых тёткой. По её упрямому виду Лера поняла – если она не уступит, тётка будет долго расстраиваться и припоминать племяннице отказ. И она всё же согласилась, хотя ей очень не нравилась вся эта затея. Собрала дочери побольше игрушек, книжек для раскрашивания, чтобы ей было чем заняться – и они поехали. Почти весь день Алиса послушно сидела в машине – играла, рисовала, пока они втроём убирали могилы. Это кладбище было самым последним в тёткином замысловатом маршруте. Старое, наполовину заброшенное, здесь уже мало кого хоронили. В деревеньке поблизости почти не осталось жителей, только несколько стариков доживали свой век в покосившихся от старости избушках. Алиса закапризничала. Сказала, что устала сидеть в машине и попросилась немного погулять. Лера со вздохом отпустила дочь. Та взяла с собой свою любимую Лизу и бродила между оград, рассматривая памятники, пока они с сестрой и тёткой наводили порядок на могилке родственника. Вдруг Алиса пропала из виду. Посмотрев по сторонам, Лера заметила её неподалёку. Дочка играла возле памятника, вокруг которого не было ограды. Она посадила Лизу на заросший травой еле заметный могильный холмик, а сама кружилась возле него, что-то напевая. Алисе строго-настрого было запрещено подходить к чужим могилам, заходить в оградки. Лера суровым тоном позвала дочь: