Сущность
Шрифт:
Настенные часы в гостиной размеренно тикали, сливаясь в унисон со стуком сердца. Лера всю ночь спала крепко, как в детстве, без сновидений. Лишь под утро ей приснился кошмар. Чудовище с жутким лицом, похожим на Лизу с рисунка дочери, тянуло к ней свои призрачные щупальца. Тяжёлая слабость в ногах не давала сдвинуться с места и убежать. Оно приближалось, окутывало Леру леденящим холодом. Ей хотелось закричать изо всех сил, но из горла вырвался только слабый хрип. Внезапно из темноты вышел Дима. Загородил её своим телом. Лера видела перед собой его широкие плечи. Чувствовала запах его любимого одеколона. «Димочка… Ты здесь», – её затопила волна нежности и счастья. Она протянула руки, чтобы обнять его, но почувствовала лишь липкую влагу на ладонях. Муж исчез. Растворился в окутавшем всё вокруг тумане. Отчаяние навалилось снежной лавиной. Она задохнулась от боли и зарыдала, горько и безнадёжно. Лера звала Диму снова и снова, срывая голос, пытаясь отыскать его в плотной ватной пелене, облепившей со всех сторон. В ответ
– Димочка, ну ответь, миленький, – шептала Лера, как заклинание, умоляюще глядя на экран мобильника, но номер мужа по-прежнему был недоступен.
Глава 3 Мамочка, отрежь мне кусочек пирога
Дима положил телефон на стол и глубоко задумался, подперев голову рукой. Его серые глаза потемнели, тяжёлый вздох сорвался с губ. Он всегда знал, что у жены живое воображение, она нежная и ранимая, в отличие от него, стопроцентного прагматика и реалиста. Алиса получилась похожей на мать – маленькая фантазёрка. Но этот разговор не на шутку напугал его. Чем дольше он думал о том, что поведала ему жена, тем больше росло его беспокойство. Похоже, Лера потихоньку сходит с ума. Наверное, вид мёртвого пса так поразил её, что психика не выдержала. Или жена перестала отличать сны от реальности. Дима снова вздохнул. Он не сомневался, что смерть Бакса должна иметь простое и логичное объяснение. А Лерка, как обычно, нагородила чепухи на ровном месте. «Творческая личность, что поделать», – его тонкие губы искривились в грустной усмешке.
Жена всегда удивляла его своей способностью разглядеть необычное в привычных вещах. Он с лёгкостью могла сочинить на ходу историю или сказку дочери. Часто бывала задумчива, рассеянна. Боялась темноты, ей снились кошмары. Порой жена вскакивала среди ночи с криком и тянулась к нему всем телом, пытаясь унять дрожь. Дима обнимал её, прижимал к себе, чувствовал частый стук сердца. Его сны обычно были чёрно-белыми, размытыми, как старая кинолента. Он искренне не понимал, как можно бояться каких-то ночных видений. Диме хотелось защитить жену от того страшного, что являлось к ней по ночам, но не знал, как, и злился от собственной беспомощности.
Желание защитить возникло в нём сразу же, как только увидел невысокую хрупкую незнакомку, с нежным лицом и грустными карими глазами. Дима тогда только начинал карьеру в своей компании, работал простым менеджером и почти всё время проводил в разъездах – но приходилось путешествовать в основном на поездах или междугородних автобусах. В тот день он возвращался из очередной командировки. Выскочил из душного вагона поезда и быстро пошёл в сторону автобусной остановки. Ему хотелось скорей добраться до дома и смыть под душем грязь плацкартного вагона. Остановился на светофоре, ожидая зеленого, нетерпеливо постукивая носком ботинка по асфальту. Окинул взглядом привокзальную площадь, заставленную разнокалиберными киосками, предлагающими чебуреки, сосиски, беляши. Во все стороны спешили люди с чемоданами, сумками, баулами. Загорелся зелёный – и Дима пошагал через дорогу, вытягивая шею, пытаясь разглядеть номера автобусов. Остановка, как и привокзальная площадь, была сплошь заставлена киосками, продающими разнообразную ерунду – от пирожков до газет и носков. У дальнего ларька он заметил девушку, окружённую галдящими цыганками. Она уже доставала деньги из сумочки, беспомощно глядя на жестикулирующих смуглых женщин в цветастых юбках и платках. Дима много раз видел здесь, у вокзала, как цыгане приставали к незадачливым прохожим, но предпочитал не вмешиваться. Он с детства понял, что в этом мире каждый сам за себя – всем помогать себе дороже. Но в этот раз почему-то шагнул в сторону крикливой толпы, присматриваясь к лицу девушки – оно выглядело странно знакомым, словно они уже встречались прежде. Она вдруг повернула голову и растерянно посмотрела Диме прямо в глаза. Он замер, заворожённый взглядом больших карих глаз и понял, что должен, просто обязан помочь незнакомке. Куда-то пропала усталость и острое желание скорей попасть домой. Дима быстро подошёл и решительно перехватил руку девушки с зажатой в ней банкнотой. Цыганки проклинали его на все лады и отталкивали от своей жертвы. Но Дима оттеснил галдящих, как стая крикливых птиц, женщин, и отвёл растерянную девушку в сторону, не выпуская её тёплой узкой ладони из своей. Снова посмотрел в тонкое бледное лицо и внезапно понял, отчего оно показалось таким знакомым. Он даже замер на секунду от пронзившего сердце воспоминания. Незнакомка была удивительно похожа на портрет девушки из далёкого детства Димы.
Его родители разошлись, когда ему не исполнилось и четырёх лет. Он смутно помнил, как мать больно сжала его в объятиях на пороге, сбивчивым шёпотом повторяя: «Я заберу тебя, сыночек, как только устроюсь. Скоро. Подожди немного». Дима остался жить с отцом и бабушкой. Но он не переставал ждать. Её, свою маму. Она же обещала… Отец постоянно пропадал на работе, и Дима почти всё время проводил дома, с бабушкой. Она была доброй, рассказывала сказки, пекла вкусные блинчики. Но Диме так не хватало матери. Её запаха, улыбки, голоса. При мысли о ней в груди становилось пусто и горько.
В бабушкиной комнате над маленьким журнальным столиком висела репродукция картины – девушка в широкой светлой сорочке стояла, повернувшись вполоборота. Её задумчивое и немного насмешливое тонкое лицо с большими карими глазами было ярко освещено, все остальные предметы на картине скрывались в темноте. Дима почему-то был уверен, что эта девушка очень добрая, ласковая – такая, как мама. Он прищуривал глаза и ему казалось, что она улыбается, поворачивая голову и глядя на прямо на него. Он постепенно забыл настоящее лицо матери и убедил себя в том, что это и есть его мама. Злая ведьма заточила её в этой картине, как принцессу в замке, поэтому она не может приехать. Он часами мог разглядывать любимое лицо, водя пальцем по лощёной бумаге.
Потом он немного подрос и догадался – это всё глупости и сказки. Не бывает заколдованных принцесс и мам, заточённых в картинах. Всё это время он надеялся зря. Дима вдруг ясно понял – мать просто обманула и никогда не вернётся. Бросила их с отцом и бабушкой. Предательница. Слёзы выступили на глазах в тот миг, когда к нему пришло горькое осознание коварства матери. Он задохнулся от боли и ярости. Сердито топнул ногой, забежал в комнату бабушки, сорвал со стены репродукцию, скомкал и выбросил в окно. Бабушка очень расстроилась тогда и долго ворчала на Диму своим старческим чуть хрипловатым голосом. С тех пор он перестал ждать мать. Заставил себя не думать о ней, хотя в памяти порой снова появлялось её лицо – лицо девушки с картины. В такие моменты Дима содрогался от жгучей боли внутри, но упрямо сжимал кулаки, прогоняя прочь воспоминания. С годами он забыл о своих детских разочарованиях и мечтах, мысли о матери больше не трогали его. Дима вырос высоким, уверенным в себе мужчиной. Знал, что нравится противоположному полу и умело пользовался этим. Никогда не страдал от отсутствия женского внимания. Но ни одна из тех, с кем встречался и делил постель, не смогла затронуть его сердца. Он относился к девушкам немного презрительно и свысока. Пока не встретил Леру на автобусной остановке у вокзала. Перед ним стояла она – его ожившая детская мечта.
– Мы знакомы? – спросила она, слабо улыбнувшись. – Мне кажется, я вас откуда-то знаю.
– Странное совпадение… – изумлённо протянул Дима. – Мне тоже почему-то так показалось. Вы удивительно похожи на один портрет. Впрочем, это неважно. Пойдёмте, я провожу вас, пока эти акулы снова не пристали к вам. Дима, – представился он.
– Лера… – ответила она. – Вы знаете, я даже не успела ничего понять, как они все налетели на меня, говорили, что на мне порча. Я как под гипнозом была. А на какой портрет я похожа? Расскажите, мне очень интересно, правда.
Дима проводил Леру до дома – всю дорогу они болтали и смеялись, словно знали друг друга сто лет. Когда Лера легко взбежала по ступеням крыльца и скрылась за дверью подъезда, весело помахав рукой на прощание – Дима вдруг понял, что уже соскучился. Он не был особо романтичным, скорее наоборот. Но сейчас осознал, что готов совершить любой, самый безумный поступок, чтобы завоевать эту нежную застенчивую девушку с тёплым взглядом больших глаз. Ему вдруг с прежней силой вспомнилось его детское отчаяние и разочарование, когда он понял, что мать не вернётся. Дима упрямо стиснул зубы и поклялся себе, что с Лерой этого не случится. Она должна быть с ним – он сделает всё для этого.
Ей тогда было всего семнадцать – совсем девчонка. И Диме в свои двадцать пять пришлось прогуливаться с Лерой по вечерним улицам, словно школьнику. Но его это вовсе не тяготило и даже казалось увлекательным – он в первый раз в жизни вёл под руку любимую девушку. Загадочную и желанную до боли. Старшая сестра Леры – Катя была поначалу против их отношений, считая его слишком взрослым – шутка ли, целых восемь лет разницы! Твердила о том, что Лере нужно сначала закончить университет, а уж после думать о серьёзных отношениях, тем более о женитьбе. Однако постепенно смягчилась. Но Дима всё равно чувствовал – Катя недолюбливает его. Они встречались три года, пока Лера не поняла, что беременна, чему Дима был очень рад – всегда втайне боялся, что она увлечётся кем-то другим, пока он мотается по служебным делам. Они поженились, родилась Алиса. Лера бросила учёбу и занялась ребёнком, домом. Дима был в восторге от нового, незнакомого доселе чувства – надёжного тыла. Дом, где тебя всегда ждёт любимая женщина – вот чего ему всегда не хватало. Раньше он хранил мечту о любви, семье где-то глубоко внутри, надёжно замаскировав показной грубостью и циничностью, и только теперь до конца осознал, как нуждался в этом прежде. Всё-таки предательство матери ранило его намного глубже и больнее, чем он сам себе представлял. Но сейчас рядом была Лера – она заслонила собой мучительный образ матери, и Дима впервые в жизни почувствовал себя счастливым.