Суть времени. Том 4
Шрифт:
Сергей Ервандович, зачем Вы в практической политике занимаетесь всем этим усложнением? Не надо, отбросьте все это. И, наоборот, развейте это вниз, до каких-нибудь лозунгов, программ, вещей, понятных широким народным массам. Вот есть же люди, которые говорят на более простом языке: вот этот товарищ, и этот товарищ, и этот. Как же они все просто, ясно говорят! А Вы все усложняете» (рис. 4).
Я к этому относился совершенно спокойно, потому что все эти годы (я имею в виду последнее двадцатилетие,
А все остальные за счет своей простоты, за счет большей ясности и убедительности сделают общее дело, и процессы войдут в нормальное русло, и будет у меня то, что мне единственно нужно от политики, — страна. Страна, в которой можно ставить спектакли, в которой есть публика, взыскующая сложного, и так далее. А я займу место в некоей клеточке здоровой системы, в которой можно будет жить, наслаждаться творчеством и передавать эстафету следующим поколениям. Все.
Что произошло дальше? Ну, скажите мне все, кто взыскует сейчас простоты, что произошло дальше? Где они, эти простые? Как говорила леди Макбет, «у тана Файфского была жена; где она теперь?» Где они с их простотой, с их политичностью, с их пониманием того, что не надо возноситься в высь поднебесную?.. С их знанием практических законов политики… С их пониманием того, как надо вести политические дела… Где они? Их нет. То есть не в смысле, что они занимают не то место, которое им хотелось бы занимать. Их вообще нет! Но и не это главное.
А главное то, что пока на процесс, который шел, оказывались все эти простые, понятные, политичные воздействия, процессу это было как мертвому припарки. Он шел в своем направлении. Его, прошу прощения, облаивали по-простому, по-политичному, так убедительно, и внятно, и доходчиво для народных масс, а он шел! По принципу «Слон и Моська».
Ведь это так, правда? Если бы это было не так, то и не было бы ничего: ни наших разговоров, ни ситуации, в которой приходится эти разговоры вести. А была бы у нас тишь, да гладь, да божья благодать. Или не очень благополучное, но все же приемлемое, совместимое с жизнью страны развитие. И все бы занимались своим делом. Разве не так?
Значит, что-то же произошло, в результате чего люди, которые действовали по правилам, были грамотными, хорошими политиками, писали правильные, разумные документы, разговаривали на популярном, доходчивом языке, оказались черти где (а если они были более или менее порядочными, то и вообще нигде), а мы с вами беседуем… Но ведь это так! Вот и вдумайтесь, что это означает.
Люди, которые сейчас говорят: «Ну, зачем нужно и такое усложнение, и другое? Какое это все имеет отношение к политике?», вдумайтесь! Ведь среди вас есть те, кто эту политику уже осуществлял простыми методами, а потом ужаснулся, что эта политика ведет не туда… Решили действовать простыми методами и помогать таким же простым, понятным, политичным парням, а кончилось это ничем. Вообще ничем, правда же? Ну, мы же должны, если мы вменяемые, нормальные люди, признать этот факт? Пусть с долей юмора… Все нормальные, правильные, политичные, прикладные, сообразующиеся с практикой, разумные, доходчивые политики оказались на помойке, а разговоры ведет какой-то сдвинувшийся на темной материи театральный режиссер. Вот и все.
Но ведь это почему-то так происходит… Разумные, практичные,
Итак, все это мирно, мирно и относительно правильно развивалось вплоть до того, как вихри разного рода турбулентностей и случайные стечения обстоятельств не создали «Суд времени» — программу на Пятом канале федерального телевидения. Создали они эту программу, и оказалось, что на этой программе что-то произошло. А что, собственно говоря, на ней произошло? Еще один раз обществу показали, что человек, отстаивающий советские ценности, советскую правду, может побеждать тех, кто охаивает эти ценности.
А почему он может побеждать? Это что, случайные свойства личности? Это специфика текущего момента? Что произошло, кроме результатов голосования, которые, конечно, имели большое значение?
На самом деле каждый, кто внимательно смотрел «Суд времени», понимает, что в пределах этих передач личность, наделенная определенными качествами, лишь компонент произошедшего. На самом деле речь идет не только о качествах личности, но и о том, какой метод был применен. И почему применение этого метода в определенных условиях создало такие сокрушительные результаты.
Информационный бой давала армия нового типа. Именно армия, а не отдельный человек. Я никогда бы ничего не сделал, если бы на меня не работала организация, которую я создавал на протяжении 20-ти лет. Я бы никогда ничего не сделал, если бы меня не поддержали люди, которые обладали определенным банком знаний и так далее. И я никогда бы ничего не сделал, если бы в ходе этой работы не был применен определенный метод.
Но именно этого не хотят видеть! Не хотят видеть, что определенный метод был применен и в передаче «Суд времени», и в передаче «Исторический процесс». И в этом новизна ситуации. Мы дали другой бой, чем тот, который давала классическая оппозиция, тоже ведь отстаивавшая советские ценности далеко не безуспешно (она была проста, убедительна, классична).
По существу, в передаче уже схлестнулись постмодернистские тенденции наших противников и союз Модерна и Сверхмодерна в том, что делали мы.
Передачи эти были определенной разновидностью сильно модифицированных средневековых дискуссий — в Парижском университете, в Оксфорде. В ту эпоху дискуссия не была строго рациональна и не разбивалась на аргументы, факты и прочее, а носила достаточно целостный характер. Но я не хочу проводить прямых параллелей между такими дискуссиями и тем, что происходило и продолжает происходить в телевизионных передачах. Прямых параллелей нет. Любители диалектики могут вспомнить о спирали и сказать, что на другом уровне спирали некие точки оказываются похожи друг на друга, но они совершенно разные.
Так вот, средневековые дискуссии в университетах, строившиеся по определенным правилам, для меня суть метафора, объясняющая, что происходящее не было академической дискуссией. Что ни противник не хотел стоять на академической позиции, ни мы не могли стоять на академической позиции, по крайней мере, двумя ногами, потому что тогда противник разгромил бы нас в пух и прах.
Я помню телевизионные дискуссии, на которые выходили люди, готовые к академическому спору, и говорили: «Давайте сначала подробно рассмотрим предысторию вопроса». Им отвечали: «Спасибо, спасибо, уже хватит».