Сутки по командирским часам
Шрифт:
На том конце провода тихонько рассмеялись.
— Значит, ждал бродягу? В Москве я. Если уговорю своих медицинских генералов, то ждите меня на этой неделе. Как Зина? Володя?
Откашлялся.
Тимка здоров?
— Тимка такой еще парень! Чуть ли не с меня ростом. Ждет тебя. Мы все заждались! А Вовка в Сургуте, бурит вечную мерзлоту.
— Миша, я позвоню перед приездом. А тебе нужно что-нибудь из Москвы привезти? Может инструменты какие-нибудь? И Зине.
— Ничего не надо, Антон. Только приезжай!
— Тогда всем привет и до встречи!
Михаил
— Миша, — заглянула в дверь Зинаида Васильевна, — это не Клара звонила?
— Антон в Москве…
— Да ну! А к нам когда?
— Не знаю. Тимку нужно как-то подготовить, — сказал растерянно. — А где он сейчас?
— На великах с Арсением катаются. Через час обещали вернуться.
Михаил Петрович тяжело поднялся с дивана и отправился в свою мастерскую в сарайчике, чтобы занять работой руки. Так в одиночестве думалось ему лучше.
— Кутик, — сказал он Тимке, когда тот с влажными после душа кудряшками устраивался у ночника в третий раз перечитывать любимую повесть Кервуда о приключениях медвежонка и щенка в Канадской тайге.
— Кутик, ты знаешь, что Вовка осенью приедет?
— Не осенью, а в конце лета. Август еще летний месяц. Знаю. Вот весело будет!
— Ладно, грамотей. А еще раньше, на этой неделе приедет твой отец. Звонил он сегодня из Москвы.
Тимка опустил тяжелую книгу на одеяло и испуганно взглянул на папу-Мишу.
— Зачем?!!
— О чем ты, Кутик? Он к родным людям едет! Это же радость большая и для нас, и для него!
— Только не для меня! Не приезжал, не приезжал и вдруг объявляется!
— Тима, у них на лодке была большая авария. Мне в военкомате сообщили, но просили до возвращения Антона никому об этом не рассказывать.
— И Вове?
— И ему. Лодку и экипаж Антон спас. Его даже наградили за это. Но многим пришлось долго лечиться. И Антону. Может неправильно, что я, на ночь глядя, тебе об этом говорю, только, я думаю, вдруг отец завтра приедет, а ты ничего знать не будешь. А ему сейчас помощь от нас нужна. Он же атомной лодкой командует, если там авария — это же чрезвычайное происшествие…как там они говорят… «для всего шарика». Для Земли, то есть. Представляешь, сколько ему пришлось пережить?!
— А зачем ему эта подводная лодка?! Путешествовал бы на корабле! А если под водой, то, как Кусто!
— Он военный человек, Тима! Он присягу приносил Родину защищать! Его дело приказы командования выполнять любой ценой. Он собой не распоряжается. Конечно, как Кусто, было бы лучше, но у Антона жизнь сложилась иначе. И я тебе так скажу: редкому человеку такая судьба по плечу. …
Тимка встал на колени и ладошками закрыл Михаилу Петровичу рот.
— Пап-Миша, не надо! У нас каждое первое сентября День Родины! Только, когда эта война была! Теперь у нас мир! И знай, если он приедет, и ты меня отдашь, — я убегу!
Михаил Петрович отвел Тимкины руки от своего лица.
— Антон болен, Тимур! И кроме нас с тобой у него на свете никого нет! А если он…(тут Михаил Петрович хотел сказать о том, что капитан Трубников возможно приехал увидеться с сыном в последний раз, но осекся).
— Ты совсем не помнишь отца?
Тимка глубоко и коротко вздохнул:
— Почему же? Помню. Но тот был другой. Он все время смеялся. И руки у него были… ну, как твои. Мама ему говорила: «Ты бы хоть руки помыл». Он что-то отвечал и опять смеялся.
— Значит, и маму ты помнишь?
Тимка только плечами пожал.
— Смутно. Помню, как сюда приехали, и я вцепился в нее — Руну испугался. Потом она мне сказала: «Храбрый Утенок Тим, ты на меня не сердись и не жди. За тобой папа приедет». Но я ждал. Только это давно было. А теперь мне все равно. Я Зину люблю и тебя, а больше никого. И Вовку.
Тимка сглотнул, лег на спину.
— У нее родинка на щеке была. Я ее все время прогнать хотел. Думал — букашка. Она этого не любила. Представляешь, лицо забыл, а родинку помню. Я знаю, что она в Канаде живет, и у нее все хорошо. Мне Маруська рассказала.
— Но отец же приехал!
— Ну, да. «Обещанного три года ждут»! И где он теперь? Нужен я ему!
Папа-Миша ничего не ответил, сидел молча, опустив голову.
— Значит, не веришь, что не просто так он вестей о себе не подавал? — после паузы печально сказал Михаил Петрович, скрестив коротковатые ноги и поудобней устраиваясь на Тимкиной постели. Потом продолжил:
— А ты можешь представить на его месте меня?!! Ты думаешь, не рвется он к тебе, как я рвался бы к Вовке?
— Знаю, знаю, о чем это ты. Так вот я не представляю Его на твоем месте и все! Пап-Миша, ты лучше почитай мне …
— Может другой раз?
Тимка положил на колени Михаила Петровича раскрытую книгу, сказал требовательно:
— Читай…вот здесь. Когда напали совы.
Папа-Миша вздохнул, открыл книгу и стал читать, постепенно увлекаясь сюжетом.
Еще через день, пассажиры серебристого «Лендровера» проезжали мимо Тимкиной школы и стали свидетелями, как пятеро верзил-старшеклассников гонялись по школьному двору за тремя малышами, пытаясь что-то у них отобрать. Наконец одного, белобрысого, догнали. Он упал, защищая собой какой-то предмет. Его попытались поднять, но это никак не получалось. В результате образовалась куча-мала, оттуда слышался вопль сбитого с ног парнишки.
Машина остановилась. Из нее по-спортивному легко выскочили двое мужчин. Один, худощавый, постарше, был в костюме и белой рубахе без галстука, другой, моложе, — в джинсах и футболке. Оба легко перемахнули через ограду и быстро оттащили взрослых парней в сторону. Но белобрысый мальчишка продолжал лежать на земле и орать благим матом.
Мужчина в белой рубахе присел. Тронул его за плечо:
— Отбой! Окончено сражение! Давай поднимайся! Руки — ноги целы?
Мальчишка вначале поднял чумазую физиономию, с интересом осмотрел спасителей и только потом стал неловко подниматься, прижимая к животу, как оказалось, мяч для гандбола.