Сутки по командирским часам
Шрифт:
Тимка замолчал. Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы с ними в Москву поехал и папа-Миша, пусть даже в спецовке, старой бейсболке и рубашке, пуговицы которой не застегивались на животе — какой угодно! Но разве кто-нибудь это поймет?!
«Так мне и надо, предателю! — думал он про себя».
— Слушай, Сенька, — сказал Тимка, нарушая молчание. — давай на стройку на великах смотаемся.
— Так это же километров пять будет, если не больше!
— И
— Слушай, вечер уже, и потом меня мать прибьет. Я сегодня Кешку из клетки выпустил и, пока ловил, две трехлитровые банки разбил. А она приготовилась в них помидоры закатывать. Теперь вот велела мне новые банки стерилизовать и все такое. И потом у меня тоже травма не хуже, чем у Борьки, только я терпеливый. Пусть я съем червяка, если вру!
— Ладно! Терпеливый! Давай так. Я свой велик выведу потихоньку из сарая, а ты помоги мне его через заборчик к вам во двор перетащить.
— Значит, тетю Зину спрашивать не будешь?
— Вот, даешь! «Щас» она придет в восторг и сама меня на велик посадит!
— А этого… Трубникова?
— Он-то при чем?! Это наши с папой-Мишей дела.
Михаил Петрович стоял на балкончике мансарды, проверяя, насколько аккуратно были укреплены перила, когда на дороге, ведущей к стройке, увидел знакомую детскую фигурку, отчаянно жмущую на педали велосипеда.
— Перекур, ребята! — сказал он рабочим. И не успели они затянуться, как увидели своего бригадира уже во дворе у ворот усадьбы.
Эта способность Михаила Петровича к неожиданно быстрым передвижениям в пространстве опрокидывала всем известные со школьной скамьи законы зависимости величины скорости от массы тела. Раньше это поражало его коллег по заводу, теперь — рабочих на стройке.
— Ну, и в чем дело? — спросил Михаил Петрович, усаживая обессиленного Тимку на скамейку в прорабской. — Кстати, Зина знает, куда тебя понесло на ночь глядя?
— Не-а, — тяжело дыша, ответил велосипедист.
— Витя! Виктор! — громко позвал Михаил Петрович шофера, который обычно привозил и увозил его со стройки. — Мобильник с тобой? Дай мне, пожалуйста, а то я свой дома оставил.
И Тимке:
— Вон термос, попей чайку.
Взял у Виктора телефон:
— Зина! Ну, знаю. Забыл. Да не волнуйся ты так! У меня он. Через часок вернемся. С Антоном поделикатней! Все! Целую!
И опять Тимке.
— Отдышался? Давай короче, мне еще с ребятами поговорить нужно.
— Пап-Миша, отец меня в Москву приглашает.
— Знаю. Дальше.
— Я что, один с ним поеду?
— Нет! С Ариной Родионовной!
Тимка надулся, скрестил ноги под скамейкой и отвернулся.
Михаил Петрович посмотрел на него, улыбнулся и сказал уже мягче:
— Ты что, не мог дождаться, пока я вернусь? Весь дом переполошил.
— Но ты же ушел и ничего не сказал. Откуда я мог знать, когда ты вернешься, — ответил Тимка с обидой. — Никогда раньше такого не было.
— Неужели? — Михаил Петрович ласково потрепал Тимку по спутанным кудрям. — Не хотел вас с Антоном от серьезного инженерного разговора отвлекать. Вот и ушел «по-английски», как говорит наша светская дама Клара Васильевна.
После слов «светская» Тимка вдруг покраснел. Вспомнил, как сравнивал папу-Мишу с утренними гостями.
Полчаса Тимур наблюдал, как к Михаилу Петровичу со всех сторон подходили и подбегали люди, что-то спрашивали, о чем-то спорили, но видно было, что последнее слово остается за ним. А потом Витя-шофер прикрутил велосипед к багажнику своего «Жигуленка» и повез папу-Мишу и его домой.
Зинаида Васильевна, увидав племянника, церемониться не стала, а умудрилась-таки шлепнуть его пониже спины, хотя он и прятался за Михаила Петровича.
— Сама сказала — собираться «мужское дело», я и поехал советоваться, — огрызнулся Тимка, и получил легкий подзатыльник уже от Михаила Петровича.
— Антон где? — спросил он жену.
— Спит. Когда я хватилась Тимки, заглянула в залу, а он прикорнул на диване, бледный такой. Ну, я и вышла на цыпочках. Так что о Тимкиных художествах он ничего не знает.
— Уф! — Михаил Петрович вытер лицо большим клетчатым платком. — Тогда все в порядке.
И Тимуру:
— Пойдем, сынок, в спальню, мне поговорить с тобой нужно.
Войдя в комнату и пропустив за собой Тимку, Михаил Петрович закрыл дверь и собрался было сесть на кровать, но вовремя вспомнил, что не успел переодеться. Потому, кряхтя и вздыхая, он устроился на странном и неудобном для сидения подобии туземного барабана — очередном подарке свояченицы Клары, которое называлось «пуфиком».
Тимка сел напротив него на ковре, охватив руками острые коленки.
— Послушай, Тимур Антонович, тебе как-никак уже девять лет…
— Не девять, а «полдесятого», — быстро поправил его племянник.
— Согласен. Так вот, «Полдесятого», сам видишь, как наш капитан выглядит.
Ему еще лечиться и лечиться. Правду скажу, без тебя я его одного в Москву бы не отпустил. А так я знаю, что за ним глаз будет. Посмотришь, как там он устроился.
Сейчас я душ приму, перекусим и займемся твоим рюкзаком. Зина правильно сказала: мужики сами должны уметь собрать себя в дорогу, чтобы нужного не забыть и лишнего не нахвататься.
Когда укладывали рюкзак, не заметили, как в комнате появился Трубников. Он постоял недолго в дверях, потом сказал виновато: