Сувенир от фрау Моники и побег за любовью
Шрифт:
– Это же надо, – сокрушался он, – какая баба, а стерва еще большая, – и в его светлых сонных глазах вспыхивал огонь гнева, любви и еще чего-то непостижимого для окружающих.
Коновалов укатил на своём драндулете, а Иван снова поднялся на вышку. Вид отсюда отличный. И стоять приятнее, чем ходить вокруг бокса, да и нагуляться он ещё успеет. По инструкции он может находиться на вышке до темноты, а потом «охрана патрулированием».
И припомнилось Ивану, как с месяц назад он патрулировал на этом посту и его здорово напугал дикий поросёнок. Он шёл вдоль стены, время приближалось к утру,
Смена пришла минут на пять раньше, чем Иван рассчитывал.
– Опечатал? – спросил Русаков, кивнув на дверь.
– Да, был.
Русаков вопросительно посмотрел на Ивана, но ничего не сказал. Видно, Коновалов всё же пожаловался, что тот не пускал его на пост.
В караульном ужинали, аппетитный запах жареной рыбы с картошкой струился из открытой двери, но Ивану еще предстояло полчаса стоять у караульного помещения и глотать слюнки.
Ребята, заправившись, выходили под навес. Сытые и разморенные ужином, они сидели, курили, балагурили. Потом и он поужинал, отдохнул, почитал журнал «Юность», который прихватил в караул, подремал на жёстком диване – и снова на пост.
Второй его заход пришелся на середину ночи. Ходил, спотыкался, глаза закрывались на ходу. Энергично потер лицо и вроде полегчало. Стало зябко и пришлось облачаться в просторный заношенный плащ.
Луна и звезды равнодушно взирали на его борьбу со сном. В лесу кричала какая-то птица. Стоял, слушал. Но потом снова навалилась сонливость, хоть спички в глаза вставляй. Ну, а если без спичек и серьёзно, то в таких ситуациях помогают воспоминания, особенно смешные или приятные истории.
Одно из таких воспоминаний, случившееся недавно, чаще всего и лезло в голову Ивану. А произошло то, что он, наконец, побывал в отпуске.
Тернистый путь и московские кидалы
Иван тихо мечтал о поездке домой, а когда объявляли отпуск другим, то задавал себе вопросы почему не ему, ведь я не хуже? И это было действительно так. Полгода назад, после увольнения Мустафы, Иван был назначен наводчиком орудия и с этим успешно справлялся – все стрельбы отрабатывал на оценки «хорошо» и «отлично» и его ставили в пример.
Новая должность и звание ефрейтора добавили и доплату, как в марках, так и в рублях. Его избрали в бюро ротной комсомольской организации, где он отвечал за подготовку стенгазеты и «Боевых листков», и этим Иван занимался с удовольствием, и всё у него здесь тоже получалось, если не на отлично, то на хорошо точно.
А ещё Иван мог складно говорить, обобщать, подмечать интересные детали, делать выводы. Запоминал он и анекдоты, а главное умел их рассказывать, усвоив однажды, что анекдот должен быть таким же, как женская сорочка – коротким и прозрачным. И придерживаясь этого, он всегда привлекал к себе внимание ребят, как в курилке, так и на политзанятиях и комсомольских собраниях.
Любил Иван и читать, почти каждый вечер заходил в библиотеку, где было полно книг, газет и журналов. Выписал он и себе пару журналов, не пожалев рублей.
Дело
И вот, наконец, всё его способности и старания сработали, и он услышал свою фамилию в списке отпускников, когда подводились итоги учений, что проходили несколько дней на магдебургском полигоне. А через пару недель, ближе к вечеру, старшина Ярый сообщил Ивану, чтобы к утру следующего дня он был готов ехать в отпуск.
– Завтра в штабе полка собирают всех отпускников, там получите необходимые документы, а затем вас отправят на вокзал, ну а оттуда уже и в Россию.
Новость наполнила Ивана радостью и тихим ликованием, и почти всю ночь он провозился в бытовой комнате: гладил, чистил, подгонял и без того уже готовый к поездке мундир. Наводил блеск на сапоги, а значки, пуговицы, эмблемы начищал до золотого сияния.
Уложил он в новенький чемодан, оклеенный красочными этикетками немецких городов и подарки, прикупленные в ожидании отпуска: настенный коврик с немецким пейзажем, косынку матери и блузку сестре, отцу зажигалку, а себе джинсы и светло-голубую рубашку с эмблемой гэдеэровского технического вуза на рукаве.
Почти половина этого добра была приобретена на деньги, взятые у ребят в долг, с прицелом, что из России будут привезены часы и транзисторный приёмник и проданы здесь за марки, что и покроет расходы. Да еще, возможно, кое-что и останется на предстоящий потом дембель.
Но, увы, все старания Ивана выглядеть на все сто процентов оказались напрасными. На вокзале в Магдебурге для солдат было выделено всего два вагона в пассажирском поезде, идущем до Бреста и Москвы, а желающих уехать было больше, чем мест в них. И часть ребят отправили назад, в свои части, в их число попал и Змеенко.
– Не повезло тебе! – сказал старшина, ставя Ивана снова на довольствие в столовую, и пояснил. – Лето началось, офицеры и прапоры с семьями в отпуск тронулись, ну а кого прикажешь урезать на места в вагонах – разумеется, солдат. Но ты не расстраивайся, раз отпуск объявлен, значит рано или поздно поедешь.
Через неделю всё повторилось, только на этот раз он и до вокзала не доехал. Почти целый день семь таких же бедолаг, как и он, просидели в штабе полка, а к вечеру их отправили по батальонам. И только с третьего захода, когда Ивану было уже всё равно, как там получится с отправкой, пассажирский поезд, в котором разместился Иван, наконец, тронулся, и никто из вагона его не попросил. Вот тогда он, да и другие ребята вздохнули с облегчением.
Солдатский вагон повеселел, ребята достали свои продуктовые пайки, выданные на дорогу, и уселись за столики. Смех, шутки и перестук колёс сливались в один звук – радости и ожидания возвращения домой пусть и ненадолго.