Суворовец Соболев, стать в строй!
Шрифт:
– Ну вот, – возмущался худой и вёрткий, весь острый, как игла, Витька, – опять тарелки алюминиевые прозевали, теперь жди, пока тяжёлые фарфоровые разнесут.
Дневальные несли по четыре порции на каждом подносе.
– Если бы алюминиевые, – продолжал ворчать Витька, – тогда бы по восемь приносили, – он достал из-под стола запрятанную ещё с прошлого обеда баночку горчицы, намазал хлеб, посыпал его солью и снова спрятал баночку по стол.
Залпом выпил компот и чай.
– Плов оставим на второе и третье, – объяснил он. И тут же посоветовал Саньке – Пей компот, а то не успеешь.
– Как
Десерт, так десерт, – доел абрикосы Витька и косточки засунул в карман.
Наконец очередной поднос с пловом доплыл до них. Маленький огненно-рыжий Толя Декабрёв тут же набил себе рот, у Витьки вилка мелькала, как затвор автомата. Санька ел медленно.
– Рота, заканчивай завтрак! – как всегда неожиданно прозвучал голос сержанта.
Витька вытер хлебом тарелку, Толя приступил к компоту, вот тут Санька начал набивать рот, запивать компотом, заливать чаем.
– Рота, встать! Выходи строиться! – прозвучала команда, и суворовцы, достав из колец салфетки, стали вытирать руки, двигать стульями и направляться к выходу, а Санька доедал, давился, потом допил компот и побежал, желая успеть…
– Соболев, опять опаздываете? – закричал Чугунов. – Почему Вам хочется одному сидеть ещё минутку в тепле, пока другие мёрзнут? Становитесь на место и не надо больше хитрить!
Санька поплёлся в строй. «Вот всегда так. Чуть что – сразу хитришь, ведь и опаздывал не потому что хотел, просто порции принесли позже всех!»
– Жаба! – донёсся шёпоток с середины строя и тоненький смешок щекастого Рустамчика.
– Говорил тебе, надо было сначала компот, – сочувственно прошептал Витька. – Тогда бы успел.
Вот всегда так, как Чугунов заступает дежурным по роте, у Саньки сплошные неприятности.
Сегодня вторник – кружковый день. Витька звал записаться в шахматный, но Санька записался в кружок любителей русского языка.
– Знаешь, – растолковывал Витька, – вырастем, гроссмейстерами станем, будем на международных соревнованиях от клуба ЦСКА выступать. И командирам, и офицерам, и генералам шахматы как никому нужны. В бою с их помощью всё на десять шагов вперёд можно увидеть.
– Да, – соглашался Санька, – но если по диктантам двойки и тройки получать, то на каникулы не пустят.
– А у меня троек нет, я правила на самоподготовке выучу…
Но Санька на кружок не пошёл, надо выполнять приказание старшины. В спальне он оторвал от куска материи лоскуток, сложил его пополам и старательно пришил к воротничку. Посмотрел, получилось не очень ровно. Потом загнал пуговицы в трафаретку, капнул на них асидол и долго водил щёткой по медному ряду, пока он не заблестел…
Старшина, сощурившись, осмотрел Саньку и, наконец, выдавил из себя:
– Старался, и то дело. Э-эх, Соболев, Соболев, когда у тебя всё будет получаться вовремя, когда ты научишься успевать со всеми? Сегодня у вас будет пионерский сбор, может вожатый на тебя подействует? Когда ты, наконец, покинешь свой левый фланг?
– Наверное, когда вырасту, – вздохнул Санька.
Глава 2
Вожатый
Первых
Суворовцы набора тысяча девятьсот шестьдесят второго года самой младшей роты училища, по-гражданскому просто пятого класса, готовились к завтрашним занятиям по арифметике, русскому, английскому, истории и уставам. Санька Соболев, закончив с примерами и упражнением, пробовал читать первые статьи «Дисциплинарного устава», но смысл прочитанного рассеивался и не успевал осесть в голове.
«Дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных законами, воинскими уставами и приказами командиров и военноначальников». Слова в уставе были тяжёлыми, непонятными и, главное, такими, какими никто и никогда раньше при Саньке, всего два месяца назад, не говорил. Даже отец и дед, которые воевали на фронте.
«Дисциплина есть…» – снова начал он, читал дальше и забывал первые слова, не понимал тут же прочитанных и откровенно зевал на последующих. Его карие глаза сонно смыкались, и на смуглое лицо, казалось, находила тень.
Его сосед по парте и первый Санькин друг Витька Шадрин, светлый худой подвижный, как вьюн, прочитав устав, отложил его в сторону и прошептал:
– И не за такое пятерки получали, – и, повертевшись, осторожно достал контурную карту и розовым карандашом закрасил в Африке ещё одну страну, ставшую свободной от колониального рабства, о которой прочитал сегодня в «Пионерской правде».
Его карта была уже сплошь розовой, и на ней оставалось мало белых пятен, а под героической Кубой, заштрихованной в яркий малиновый цвет, в скобках расшифровывалось: «Коммунизм у берегов Америки».
С Санькой они познакомились ещё в карантине, где Витька уже прожил один день. Он выбрал Саньку из толпы, подошёл к нему и сказал:
– Ниже меня! Значит, самый маленький.
– Сам маленький, – не задержался с ответом Санька.
– Знаю, что выше тебя, и буду тебя защищать.
– Спасибо, сам как-нибудь, – попробовал уйти от прилипчивого защитника Санька.
Но мальчонка протянул тонкую и гибкую, как змея, руку:
– Я Витька Шадрин из Владика. Всё равно, давай дружить, ты мне нравишься.
Но самым маленьким во взводе, да и в роте, оказался огненно-рыжий Толя Декабрёв. Сейчас он сидел на первой парте и рисовал на контурной карте кружочки. Рисовать кружочки было его любимым занятием.
Санька устало оглядел класс. Длинноносый Саша Фомин, закрыв глаза и в такт покачивая головой с большим носом, шевелил губами и усердно перемалывал выдержки из устава. Рустамчик с толстыми хомячьими щеками хитро, до острых бритв, сузив карие глазки, списывал решение задачи у соседа по парте ушастого и вечно сонного Толи Счастливого.