Суженый смерти
Шрифт:
– Нет. Она заходила?
– Александр охрип.
– Да. В начале третьего. Я сказала, что приходил приятный молодой человек и искал ее. Но не стала говорить о твоих чувствах, это слишком личное.
– А что она ответила вам на это?
– Улыбнулась и вышла. Она милая.
– Очень, - Свечкин глубоко вздохнул. Значит, он заснул и проспал ее появление... Стоп, но ведь сон начался с прихода девушки в магазин... Но этого не может быть... Другое измерение, прогулка, камин, разговор... не может быть, чтобы он проснулся в машине, за мгновение перенесясь из мира Марьи в этот.
Выходя из магазина, Александр сунул руку в карман плаща и нащупал какой-то предмет, которого еще с утра там не было. Он удивился и извлек из кармана каменный медальон, висевший на серебряной цепи. Подвеска была в форме шестиугольной ажурно вырезанной снежинки; в центре ее расположились какие-то непонятные буквы-символы, уходящие против часовой стрелки из одной точки четырьмя спиралями к краям, в итоге образуя стилизованное колесо. Не
Свечкин откинулся на сидении и прикрыл глаза. Не стоит и говорить: сон был реален до невозможности, и Александр скорее поверил бы, что спит в данный момент, чем в то, что приснившееся тепло камина и магическая притягательность девушки были лишь плодом воображения. Все произошедшее во сне отчетливо запечатлелось в памяти, и мужчина мысленно прокрутил это еще раз. Он проанализировал разговор, вспомнил все детали увиденного, реакции на слова, одним словом сделал то же самое, что проделал бы после реальной встречи с Марьей. Чтобы до конца удостовериться в нереальности произошедшего, Александр завел мотор и поехал в проулок, ведущий к дому девушки. Первый квартал. Поворот. Второй квартал. Пустырь. Александр остановился. Там, где память рисовала кирпичный приземистый дом, окруженный еще не начавшими цвести яблонями, был большой пустырь с низенькой сочной травой болотно-зеленого цвета. Никакого дома не было и в помине. Свечкин покинул салон авто чтобы лучше рассмотреть место. Он отошел от края дороги, и, пройдя пару десятков метров, остановился, тупо уставившись на землю, туда, где по его подсчетам должна была находиться входная дверь.
– Не верю. Это же здесь.
В нескольких метрах прямо, в зарослях ежевики и волчьей ягоды, угадывалась какая-то кучка камней. Александр подошел поближе и увидел старую кирпичную кладку, поднимающуюся всего на сорок-пятьдесят сантиметров от земли. Когда-то это был угол неизвестного строения, стена, теперь разрушенная до основания. Вокруг под кустами валялись кирпичи. Александр поднял один из них. На желтовато-белой поверхности плоского широкого кирпича были черные пятна сажи. Мужчина перевернул кирпич и на другой стороне, среди бугорков приставшего раствора кладки, четко различил гербовый двуглавый орел и две буквы аббревиатуры - "У.Ж.". На всех валяющихся под ногами кирпичах так же присутствовали следы нагара, и как прикинул Свечкин, их было великое множество. Проследив линию разрушенной стены, Александр увидел: трава скрывает под собой фундамент здания. Промерив шагами все это расстояние, он остановился и закурил. Перед ним был фундамент дома, все, что осталось от некогда сгоревшего строения десять на пятнадцать метров, с толщиной стены в один кирпич. Наверное, со временем кирпичи растащили ушлые горожане на постройку собственных жилищ или хозяйственных построек. Царский кирпич был не чета нынешнему, и Свечкин прекрасно помнил, как гуляя в детстве по стройке в центре города они с друзьями долго пытались расколоть какой-то кремовый кирпич с буквами "Б.К." на ребре. Это удалось лишь с помощью тяжеленного куска двутавра и десяти минут усилий. Вот такая была забава у ребятишек...
– Дом стоял здесь, - сказал вслух Александр, углубляясь в свои мысли. Он окинул взглядом окрестности. В сгущающихся сумерках картина выглядела мрачной. Тупым углом обрывались дома окраины района, простираясь дальше почти прямой линией разношерстных заборов, то стальных, то деревянных, то сетчатых, то кирпичных. Перед заборами на все это расстояние протянулся пустырь, теряющийся справа в камышовой балке, а слева обрывающийся полукругом высокой бетонной стены какого-то завода неизвестных изделий. Ни одного деревца, лишь трава, кусты бузины, волчьей ягоды и орешника, да заросли ежевики, кусками выхватывающие для себя неплодородную влажную землю низменности.
"Кирпич, несомненно, принадлежит к периоду царствования кого-то из Романовых, район же застраивался, по меньшей мере, лет так пятьдесят назад, - подумал Александр.
– В период революции черта города обрывалась в паре километров отсюда, то есть дом стоял на отшибе. Балка была речкой или ручьем, место должно было быть живописным!". С чего присутствовала такая уверенность, Свечкин не понимал, в основном полагаясь исключительно на интуицию, а в остальном на картину сна, в котором дом окружал красивый яблоневый сад, и откуда-то доносился шелест воды.
Наступала ночь. Александр понял - больше ему здесь делать нечего. Он достал телефон и, не глядя, сделал несколько фотографий развалин с разных ракурсов, после чего поднял найденный кирпич и кинул его в багажник, не сильно при том опасаясь, что грани камня могут испачкать или поцарапать ткань обивки. В понимании Александра багажник любой, даже самой дорогой, машины оставался всего лишь местом для хранения нужного хлама, и если в салоне всегда должны царить чистота и порядок, то в багажнике будет минимум вещей, не всегда цивильного вида, и чистоты, но необходимых автовладельцу. Так в машине Александра уже осели монтировка, домкрат, насос, набор ключей и отверток, саперная лопатка, небольшой ломик, молоток, моток веревки, знак аварийной остановки и аптечка с огнетушителем. Небольшой охотничий нож, который подарил Свечкину один испанец из его взвода за то, что Александр спас ему жизнь, лежал под сиденьем.
5. Оборотни
Сидя на кухне в квартире Семеныча, уехавшего на первенство Юга в качестве почетного гостя от Федерации Бокса РФ, Свечкин скидывал на планшет фотографии с телефона и еще раз прокручивал в голове все события, которые ему принес день. В руках покоилась чашка с чаем, в голове мысли входили в мирный лад с разумом, и начинался подробный анализ. Перелистнув со второй фотографии на третью, Александр обратил внимание на какое-то пятно под единственным на весь пустырь кустом калины. Пятно находилось в нескольких метрах позади всей линии фундамента. Более темное, чем окружающий его воздух, расплывчатое и большое, оно как некое облако серо-графитового пара висело нечеткой массой на фоне травы и кустов, на которые уже наложила свою печать тьма ночи, все более и более проглядывающая в вечернем воздухе фотографии. Свечкин присмотрелся к пятну повнимательнее, но так ничего и не смог разобрать в его очертаниях. Он пожал плечами и счел это чем-то вроде последствий вспышки, так как ровным счетом ничего не понимал в дефектах при съемке. Четвертая фотография, на которую пролистнул Александр, тоже запечатлела пятно на том же самом месте, но пятно стало более видимым и объемным. Пятая, шестая и седьмая фотографии, на которые переключился Свечкин, превратили неопределенное пятно в фигуру четвероногого животного, а когда Свечкин дошел до последней, десятой, ему пришлось поставить чашку с чаем на стол, так как дрожащие руки угрожали выплеснуть содержимое на скатерть. Где-то в груди холодной змеей ползал самый настоящий страх, то, что Александр уже успел забыть за долгие годы испытаний; от этого эмоции стали только острее, открывшись вновь обретенными гранями глубины. На фотографии в меркнущем свете вечерних сумерек, на гиблой земле пустыря, не приминая траву, стоял огромный волк матово-угольного цвета. Его поджарые как у гончей бока с короткой шерстью таили в себе гибкость и несомненную силу мускулов. Серая шерсть живота переходила на широкую грудь и тонкой полосой тянулась до самой недобро оскаленной пасти с тонкими длинными клыками. Черное небо казалось провалом в бездну. Мускулистые стройные лапы были подогнуты и напряжены, голова нагнулась вниз, поза выражала агрессию и готовность к атаке. В широком махе застыл хвост с длинной жесткой шерстью, а ледяные серо-голубые глаза смотрели совсем по-человечески, не тая злость и кровавую жажду убийства. Из пасти на траву слетали легкие хлопья белой пены. Тело зверя не было прозрачным, он был материален и страшен, он был само зло, убийство в худшем его воплощении. Свечкин помнил тот куст калины, под которым застыл зверь. Судя по его высоте, в холке волк был почти со взрослого мужчину. Огромная злобная умная тварь, не знающая жалости и сомнений, идеальный убийца, чей-то кошмар, чья-то явь.
Свечкина напугал звонок мобильника. Он вздрогнул и перекрестился.
– Ало, - хрипло бросил он в трубку.
– Привет. Почему не звонишь?
– мурлыкающий голос Лели привел в чувство и задел скрытые струнки животной страсти, дремлющие в каждом мужчине.
– Хох...
– он перевел дыхание.
– Привет. Замотался сегодня, только домой попал. Ну и погодка весь день была, я того все... Холод собачий, - в Свечкине, как и в любом темпераментном человеке напряжение выходило многословно и сбивчиво.
– Как дела у тебя?
– Все в порядке, тоже работы много было. Сейчас лежу на кровати, замоталась в халат и разомлела...
– Ох... Я представил себе. Теперь спокойно не засну.
– У тебя голос как будто пистолет у виска держат. Напряженный, хотя ты и пытаешься быть как всегда, - Леля не меняла томного тона.
– Денек на славу выдался...
– Свечкин глубоко вздохнул. После увиденного он ни за что на свете не хотел проводить ночь в одиночестве.
– Я приеду через полчаса.
– Я устала сегодня...