Суженый смерти
Шрифт:
Когда-то ее звали Алкиона, царица Алкиона, и она была простой любящей земной женщиной. А история птицы Алконост началась, когда Кеик, царь Трахины, ее любимый муж, вопреки гласу судьбы отправился на морской простор в город Клар совершить ежегодное подношение в храм Аполлона. Ни ее плохие сны, не предостережение оракула не остановили храброго племянника Геракла, не боявшегося ничего и никого на всем белом свете. Он опасался, что Аполлон прогневается на него и лишит своего покровительства, если не выполнит ежегодный обет, данный еще в юности. Подношение он выполнил, но по дороге обратно корабль разбился о скалы недалеко от дома. Он приснился ей в ту ночь. Алконост до сих пор помнила мокрого Кеика, с волос которого стекала вода вперемешку с кровью из раны, образовавшейся при ударе о скалу. Муж клялся в вечной любви. Муж плакал, что не послушал ее. Муж горевал, что они больше никогда не увидятся.
Муж ушел с рассветом,
И понеслись дни, годы и века, слившиеся в единый хоровод. Люди хотели умереть сами, люди были неосторожны или же судьба так складывалась, но она спасала всех, противясь воли высших сил, совершая своеобразную месть за мужа. И все это время верила в свою высшую справедливость, меняя страны и города по желанию сердца. До недавнего времени, когда Сирин рассказала об ее промашке. Полгода назад она спасла человека, бросившегося с моста. И теперь ей нужно исправлять эту ошибку. Да, ошибку. Жизнь одно спасенного поставила под угрозу жизни миллионов. Она не могла убить его, ее природа не позволяла этого сделать. Но оставалось меньше недели. За это время нужно было придумать, как спасти человечество. А пока она следила за этим человеком, как призрак, рассматривая с высоты своего полета.
6. Архив
В архиве пахло пылью, пол устилал ее тонкий слой; полки, простиравшиеся длиннейшими рядами вышиной под потолок, махрились оборванной паутиной и резали взгляд белыми прогалинами на месте снятых коробок с документами. Везде была тень запущенности и дряхлости. Запах старых документов, опилок и паркета неуловимо витал в воздухе, конкурируя с запахом пыли, а мертвая тишина нарушалась лишь поскрипыванием половиц при мерных шагах Александра. Региональный городской архив располагался в старом огромном двухэтажном особняке, некогда принадлежавшем купцу-текстильщику. Вход в хранилище, само собой, был открыт далеко не для всех, и если бы не разрешение, которое раздобыл по своим каналам Арсений, Свечкин не проник бы сюда ни за какие деньги. Идея визита в архив была проста - он хотел узнать кто некогда жил в доме, куда его привела Марья, но для воплощения столь простой идеи требовались отнюдь не простые усилия, чтобы перелопатить огромную кипу документов. В помощь Свечкину никого дать не смогли (а может и не захотели), потому как половину сотрудников скосила волна весеннего гриппа.
Александр начал с того, что поинтересовался, где примерно искать интересующие его документы, то есть результаты первой городской переписи населения, церковно-приходские книги тех лет, карты с первоначальным планом городской застройки и более поздние карты с подробным расположением улиц и переулков. Долгие поиски увенчались успехом, и Свечкин, сняв личину Индианы Джонса, мог приступить к изучению груды бумаг. Первым делом он сверился с картами, и понял, что развалины строения в свое время находились в пяти километрах от городской черты. Карты местности показывали на месте развалин лес, и стояла какая-то пометка, значение которой было непонятно. Александр пожал плечами, подумав, что одинокий дом мог и не быть обозначен на картах, а странная пометка теоретически означала что угодно, от редута до погоста. Но это обстоятельство отложилось в памяти. Далее время отняло исследование первых церковно-приходских книг с фамилиями, датами рождения, венчания и смерти прихожан. Дело сильно упрощало, что долгое время единственным храмом города был войсковой собор, то есть записи велись в одной книге, хотя и преогромной, и лишь через тридцать лет после основания города появились вторая и третья приходские книги. Александр провел три часа, разбирая записи; он долго привыкал к дореволюционному прописному шрифту, но потом сам не заметил, как начал читать без запинки. Наконец, поиски увенчались некоторым успехом - на глаза попалась интересная запись: "Ксаверий Шило, мельница четыре версты от восточной заставы, 90 лет, православный, умер 6 марта 1808 года, не болел. Похоронен на городском погосте у западной стены". При чтении записи у Свечкина от странного предчувствия екнуло сердце, и, доверяя интуиции, он заострил внимание на этом отрывке текста. Просмотрев карту, и определив стороны света, он понял, что та загадочная отметка располагалась как раз за восточной заставой. Мужчина перечитал еще раз, задумался, встал, прошелся, перечитал опять, отложил книгу и произнес вслух: "Вот оно!".
– Значит это у нас мельница!
– Александр потер в нетерпении руки.
Фактов указывающих на верность догадки, кроме расположения строения, больше не было, но интуиция подсказывала, что он наконец-таки нащупал нить. Мужчина сделал на листке бумаги пометку, где именно нашел запись о мельнице, и продолжил дальнейшее штудирование книг. Это занятие прервалось, лишь только стоило дойти до 1862 года, когда население города стало стремительно расти из-за строительства железной дороги (о чем Александр узнал из тех же самых карт), и отследить кого-либо в прибывающем потоке людей не представлялось возможным. Он больше не нашел ни одной записи о мельниках, хотя, кто-нибудь, будь он обитателем той мельницы, за пятьдесят с лишним лет обязательно родился, венчался или же отправился в мир иной, о чем непременно сделали отметку в книге. Было странным еще одно обстоятельство - мельница на картах отныне не фигурировала, значит, после смерти владельца она пустовала. В той стороне больше не появилось ни одного строения, ни хутора, ни дома; вплоть до начала 20-го века там был лес. И Свечкин понял, что мельница постепенно превратилась в развалины. Для того времени это был стратегический объект, и действующую мельницу обязательно указывали бы на всех картах, на каких только возможно. Каменная мельница - редкость для Юга России, и возникал вопрос: почему бросили на произвол судьбы такой важный объект? Ведь мельница в любом местечке нужна как воздух, и чем строить новую, не проще ли использовать капитальную старую? Мужчина решил, что, возможно она сгорела, о чем говорили почерневшие от сажи кирпичи, и успокоился.
Далее он изучил результаты первой городской переписи. Они содержали данные на три тысячи человек, но ни одного мельника среди рабочих профессий не попалось, быть может, из-за нахождения мельницы за городской чертой. Вторая городская перепись состоялась через столетие, в 1897 году, и содержала данные о 66 тысячах человек. В этих длинных списках отыскать нужного индивида, кроме как за неделю, не представлялось возможным. На всякий случай Александр нашел всех с фамилией Шило. Таких было пятеро, все они жили в пределах города, и являлись кем угодно, но только не мельниками. Карты того времени показывали, что от городской черты до развалин мельницы оставалось еще километра полтора, и Александр подпер голову руками. Он зашел в тупик. Крупицы сведений никаким образом не проясняли, какую роль сыграла Марья в судьбе мельницы, и какую роль в свою очередь играл мельник в судьбе девушки (если это было, конечно).
– Да что ж ему надо здесь?
– послышалось сбоку странное полу-шипение полу-бормотание с характерным оканьем жителя Вологодского края.
Свечкин, встрепенувшись, поднял голову и оглянулся вокруг. Страха не было. Наверное, после встречи с волком его уже ничто не могло напугать.
– Кто здесь?
– сказал он хрипло.
– Кто, кто... домовой в пальто, - проворчал голос.
– Один хрен не видит меня, шорох услышал и встрепенулся как воробей. Всегда одно и то же. Эх... Со страху в штаны готовы наложить, лица на них нет, а я может уже столетие ни с одним живым существом не говорил. Что за жизнь... Вон только Минька, сын барина меня видел да понимал, да и того большевики на воротах дома повесили как кулацкого сына... Демоны красноперые... Туда б их... Что б их...
Александр мгновенно успокоился, стоило лишь голосу произнести слово "домовой". Он сел обратно с улыбкой, вслушиваясь в ворчание духа. Каждый русский с детства слышал о домовых, и знает, что кроме шалости от них ничего ждать не приходится, но шалости всегда безобидны и несерьезны. Конечно, Свечкин удивился, почему тридцать лет не видел и не слышал ни одного домового, а тут вдруг проснулись скрытые таланты, но дальше удивления дело не зашло. Он покрутил головой, и заметил наверху стеллажа на одной из полок шерстяной шар с огромными черными глазами, которые, не мигая, смотрели на него.
– Слезай оттуда, домовой в пальто, - Александр улыбнулся.
– Со мной поговорить можешь, если за сто лет не разучился.
– Твою дивизию, - глаза хлопнули два раза.
– Это означает, здравствуй, да?
– Свечкин поднял брови.
– Ого! Лешего за бороду... Ты меня видишь?
– Вижу, вижу, - Александр сдвинул брови.
– Тебя звать-то как, домовой?
– Митрофан. А вас... тебя... вас?
– глаза забегали.
– Вы, наверное, колдун сильный, а я вот к вам так непочтительно... Вы уж не обессудьте меня, на старости-то совсем характер испортился.