Суженый смерти
Шрифт:
– Это тоже кузнец сказал?
– ехидно поинтересовался Александр.
– Может и кузнец... Про убийства его слова были, и про прекращение убийств тоже его... А вот про случайности...
– он пожал плечами. Видимо за годы одиночества Митрофан напрочь лишился чувства юмора.
– Это все что ты знаешь?
– Да, - домовой кивнул.
– Ты и сам, наверное, колдун, раз меня видишь.
– Раньше никогда не видел и не слышал ни домовых, ни русалок, ни леших. Может, дар так внезапно просыпается?
– Свечкин неопределенно махнул рукой.
– Дар бывает врожденный и приобретенный. Ты сегодня не приближался к постели умирающего?
– Нет.
– Тогда дар может перейти только по крови. Но он еще в детстве просыпается, - домовой загрустил.
– Загадка. Все, кто здесь работает, меня не видят.
– Может, видят, но не замечают?
– Не может. Меня бы слышали в таком варианте, я всегда разговариваю, хоть и сам с собой. Тут колдовство чистой воды.
– У меня любовница странная, - признался Свечкин.
– По-моему ведьма.
– Вот отсюда и надо начинать, - Митрофан просиял.
– Она случайно не заставляла тебя вымыть глаза ее водой?
– Да, я пару дней назад умывался...
– Свечкина осенило.
– Она какое-то зелье на травах сделала, я умылся им трижды. Она сказала, что так надо...
– Это была ведьмина вода, зелье, которое позволяет видеть всю нечисть, какой бы она только ни была, в ее естественном виде. Если ты встретишь, например, оборотня, ты увидишь его настоящий облик, а не человеческие черты...
– Оборотня?
– Александр похолодел. Этому способствовали три вещи - воспоминания о встреченном волке, разговор с профессором о славянской мифологии с его утверждениями о профсоюзе вервольфов, и, наконец, понимание причины по которой Леля приготовила ту воду.
– Ну да. Или ты думаешь, их не существует?
– домовой хитро осклабился.
– Они везде есть, и всегда были.
– Леля приготовила воду, чтобы я при встрече смог увидеть Серого Волка!
– произнес Александр вслух свою мысль.
– Кого? Как ты сказал?
– Серого волка, я сказал.
– Ты видел его?
– Да, он в этом городе.
– Беги отсюда, несчастный!
– Митрофан округлил глаза, ухнул и исчез. По всему было видно, что он испугался.
Напрасно Свечкин звал его по имени, просил и угрожал, тот так и не появился.
– Он что-то знает, он испуган, - Свечкин почувствовал холод в спине.
– Неужели и домовые могут бояться кого-то? Кто же ты такой, Серый волк?
Александр задумался. Выходит, Леля знала намного больше, чем сказала ему. Может, стоило поговорить с ней по этому поводу? Но тут же возник другой вопрос: не испортит ли он все своими откровениями? Ведь не факт что она в свою очередь проникнется доверием и раскроет Александру все карты. Может, она наоборот найдет способ использовать информацию против него... хотя, с другой стороны она бы не умывала его водой, чтобы обезопасить. Хороший вопрос. Свечкин пришел к выводу, что поделиться с Лелей своими соображениями он всегда успеет, лучше уж поискать другие пути решения загадки. Загадка была все та же: кто такая Марья? Оставался только один шанс узнать это - медальон, который Александру подарила зеленоглазая королева (по крайней мере, сам Свечкин решил так, раз нашел его в кармане после аудиенции).
Завершив всю работу в архиве, Александр зашел в первое попавшееся фотоателье, и сделал увеличенные фотографии аверса и реверса медальона. Паренек-фотограф взял дорого, но оно того стоило. На фото можно было разглядеть каждую букву, каждую черточку рисунка; умелые руки мастера подобрали идеальное освещение, а затем отредактировали все это на компьютере. Дело оставалось за малым - найти специалиста, который смог бы прочитать надпись на глаголице, дать точный перевод, и объяснить, что за девушка была изображена на реверсе медальона. Свечкин не мог знать наверняка, но чувствовал, что медальон может рассказать о Марье если не все, то многое. Он набрал Арсения с просьбой найти специалиста, но тот лишь развел руками - таких не было. Ладно, если бы понадобился сапер, криминалист, химик или биолог, - пожалуйста, всегда к услугам, а вот филолог-славяновед и историк явление в одном лице довольно таки редкое. Обращаться к дяде опера Александр не решился, вопросов потом не оберешься, почему это вдруг французский писатель-фольклорист перекинулся с оборотней на старинные украшения. Но выход нашелся почти сразу - Александр придумал по очереди объехать все ВУЗы в поисках нужного человека на историческом факультете, и отложил это дело до утра, так как день клонился к вечеру. Леля сказалась больной, и Свечкин провел ночь в одиночестве.
На историческом факультете, третьем по счету за утро, было многолюдно. Взад-вперед сновали студенты; шум, разговоры, беготня и толкотня в коридорах напоминали авральный день в общежитии. Свечкин поднялся в аудиторию, расположение которой подсказала смазливая второкурсница, и застал нужного преподавателя за разбором рефератов. Его порекомендовали в предыдущем институте, где Александр наводил справки, как крупнейшего на юге знатока языческого культа и глаголицы.
– Здравствуйте, - сказал Свечкин, протягивая руку и сверяясь с бейджем, на котором было обозначено "Арсеньев С.Д.".
– Сергей Дмитриевич, если не ошибаюсь?
– Здравствуйте, - тот привстал и протянул руку, внимательно изучая вошедшего.
– Что вас привело ко мне, э...
– Александр, без отчества, - Свечкин смотрел на успевшего облысеть мужчину с пронзительными и недобрыми глазами, жесткое выражение которых скрывали очки. Как понял Александр, они были с простыми стеклами, для имиджа, подчеркивающие образ провинциального преподавателя, каким изо всех сил старался выглядеть человек. Сергею Дмитриевичу было за пятьдесят. Жилистый, с крепким рукопожатием; своими острыми ушами он напоминал хищника. Что-то знакомое мелькнуло в этом облике, и тут же пропало. Интуиция подсказала, что дядя в кожаном кресле не так мягок, как хочет казаться, и далеко не так прост.
– Итак, Александр, чем могу быть обязан?
– Арсеньев прервал паузу, устав от холодного взгляда Свечкина.
– Моему другу за рубежом попалась одна очень старинная и редкая вещь, и меня попросили узнать ее историю, что она значит, где была сделана и когда. Вы очень хороший специалист, как мне сказали. Мне рекомендовали вас как человека, знающего все о языческом культе наших предков, о вещах их обихода; как о знатоке глаголицы и оценщике исторических ценностей, артефактов и предметов допетровской эпохи.
– Все верно, - преподаватель кивнул, ожидая, что еще скажет Свечкин.
– Мне о вас говорили преподаватели других ВУЗов, а это, я думаю, немало значит...
– Все так, - кивнул он.
– Я могу рассчитывать на вашу помощь?
– Свечкин был вежлив, хоть его и раздражала сухость и высокомерность, исходящая от субъекта в пиджаке и очках.
– Давайте попробуем.
Александр положил на стол фотографии медальона. Глаза за стеклами очков блеснули, но тут же потухли.