Сва
Шрифт:
Она взглянула с издёвкой:
– Прямо здесь? Думаю, таких мест уже не осталось.
Сва поймал её руки и стал с отчаянной страстью целовать худые запястья, холодные пальцы, ногти с обломанным маникюром. Лицом утонул в её ладонях.
Лави шумно вздохнула, слабо потянула пальцы назад:
– Уже целовали. Сегодня вечером.
Через миг на пустом эскалаторе они, изнемогая, искали губы друг друга. Обнявшись, с закрытыми глазами, возносились всё выше, цепенели оттого, что вот-вот эскалатор кончится, и не в силах были разъединиться. Теряя голову, Сва чувствовал покорную, встречную, сводящую с ума
– Люблю тебя! Навсегда полюбил!
В ответ донеслось едва слышное:
– Встретить тебя… В этой паскудной жизни…
Комья свежего снега таяли на мокром асфальте. Они шли из метро в сырой холод, Лави держала его под руку. Напрасно Сва вновь пытался её обнять, она отстранялась и упорно смотрела вниз, в сторону.
– Что с тобой?
– Ничего. Прости, голова кружится. Это от седа, – вздохнула и, не замедляя шагов, отвернулась ещё больше.
Молча прошли сквозь чёрно-белый призрачный парк полный слабых древесных запахов.
– Дальше не провожай, – сказала она перед большим сталинским зданием и остановилась. – Тебя всё равно не пустят.
Быстро коснулась губами его щеки:
– Не обижайся, уже поздно.
– Лави! – он попытался её обнять. – Мы так и простимся?
– А как бы ты хотел? – вскинула она полные слёз глаза. – Чтобы я тебя на ночь к себе вписала?
– Ты о чём? Совсем не то. Совсем! – Сва побледнел. – Раз так… Ничего я не хочу. И правда, зачем тебе моя любовь? Немного расслабилась, как пипл в парадняке, вот и всё. И всё-о!
Он прокричал последние слова и, не оборачиваясь, бросился назад. Несколько мгновений надеялся, что Лави его окликнет, и готов был вернуться, забыв о позднем часе, обо всём на свете. Но она не позвала.
Сва чувствовал, что для неё это было «не всё», вспоминал её поцелуи, слёзы в глазах, дрогнувший голос и обидные слова в конце – будто нарочно отвечала на песню, которую он спел ей в метро. Будто она и была той, самой первой, с кем он расстался, захлёбываясь тоской… Ничего, ничего он не понимал. Опять любовь казалась мучительным чудом: является на миг и, целуя, уходит навсегда.
Утром не было сил проснуться, начать бессмысленный день, ждать вечера, идти неведомо куда. С парадняком он покончил, но Лави… Потерять её из-за какой-то нелепости, из-за каких-то слов, одних только слов! Нет, она не притворялась, она сама страдала.
– С ней что-то непонятное происходит. Плакала и всё равно уходила. Неужели из-за этого верзилы?
Прощальный мучительный взгляд Лави нескончаемо летел в душу. И её песня, от которой стало ещё больнее жить, звучала вокруг – в ледяном, изуродованном мире.
– Мы так похожи, невероятно похожи, – горевал Сва. – Она с первой встречи потянулась ко мне, не скрывая. А вчера я прямо сказал ей, что люблю. Неужели она выходит замуж? Ну, зачем, если не любит? Зачем ей этот тип? Я должен всё узнать у неё самой. Пусть считает меня мажором, студнем, дебилом – кем угодно, стерплю я эту чепуху. А её всё равно буду любить. Но как сказать ей об этом? Опять идти в парадняк?
Давно наступил вечер. После бесчисленных колебаний Сва понял, что другого выхода нет.
Картонная папка с тесёмками, в которой он хранил свои стихи – те немногие, что не сжёг однажды, в нестерпимо ясный летний день, – уже выцвела за несколько лет. Всё было перемешано с машинописными перепечатками, так и оказавшимися никому не нужными.
– Несколько стихотворений десятиклассника о несчастной любви и нелепой жизни. Наивные и неумелые, как первый поцелуй. Ничего не буду исправлять. Она поймёт…
На остальных листках чернели неровные строчки, написанные позже. Скоропись забытых мыслей и чувств мгновенно занималась в сознании: «Подождите, дожди, подождите», «Снега талые кристаллы», «Мне снится твоя ресница»… Та, для которой это было написано, через день вернула стихи, похвалила и сказала, что больше любит кино. Наверное, тогда и началось их долгое расставание… Да, именно так. Среди высохших до хруста страничек Сва выбрал одну и перечёл первую строку: «Листья – это птицы…» Те, что летят лишь однажды – сразу в вечность. Вспомнился первый приступ тоски, когда за одну ночь кончилась юность и наполовину рухнул мир:
– Неужели никто не понимает, что смерть так близка, а жизнь – лишь несколько прерывистых вздохов?
Как и тогда, Сва отгонял свои прозрения и удивлялся: те же мысли читал он в глубоких, будто гаснущих глазах Лави. Перепечатки сложил в конверт и сунул в сумку – так, на всякий случай.
В метро, на эскалаторе привиделась их вчерашняя встреча – похожие на затяжное падение поцелуи и неожиданное, невыносимое расставание. Время остановилось внутри этих воспоминаний, а когда Сва вышел на улицу и повернул на знакомый бульвар, потекло с ускоренной силой. Он шёл по аллеям, зачем-то отыскивая их вчерашнюю дорогу до метро. Долго кружил в соседних переулках и никак не решался толкнуть старинную, облезлую дверь. Боялся даже представить, что Лави не пришла, что опять явилась со своим верзилой и его не заметит или убийственно скажет что-нибудь обидное, после чего… Тут Сва терялся и ни о чём не мог думать. Дважды останавливался у подъезда, собирался с духом и отходил в холод и темноту. Совсем закоченел, но стало легче – от холода тело начала сотрясать дрожь, которую так легко было перенести. Мелькнула пугающая мысль, что из-за позднего часа все скоро разойдутся по домам. И тогда, прикусив губу, он толкнул дверь.
Тёпловатый, дымный воздух пахнул в лицо. В сером мареве Сва сразу увидел Лави, сидящую у дальней стены вместе с подругами, а рядом, как всегда, толпился народ. На хлопок входной двери все подняли головы.
– Хай! – он остановился посередине подъезда, под тусклой лампочкой.
– Сва прикамал… – удивлённо протянула Точка.
В тот же миг Лави соскочила с батареи, подбежала и повисла у него на шее:
– Я так тебя ждала! Так боялась, что не придёшь! Сва, любимый, прости!
– Чепуха, – забыв обо всём, он утонул во вчерашнем бесконечном поцелуе…
– Будто одни в целом мире, – мечтательно протянул в наступившей тишине чей-то голосок.
– Бросьте, так не бывает, – звучно кашлянул Потоп.
Вокруг принялись со смехом галдеть, но Лави только вздохнула и, чуть повернув голову, произнесла:
– Бывает. Но та-ак редко.
– Народ, делаем, как они! – пьяно заорал Потоп. – Где наш последний батл?
– А просто так тебе слабо? – крикнула Мади. – Вот мэны пошли, алкмэны!
Бор оказался возле Сва и, усмехаясь, протянул им с Лави полстакана рэда: