Шрифт:
Что ты мне поешь — «кюрэ», да «кюрэ»? Коли священникъ не хочетъ венчать меня сегодня — подъ пятницу — будь ему пусто: я обойдусь и безъ венца, а свадьба все-таки будетъ! Чортъ бы дралъ твоего попа! Не забуду я ему зла: при первой встрече обкарнаю ножемъ ему уши.
— Понимаешь, пономарь? Предъ тобою — контрабандистъ, развеселый малый, что проводитъ жизнь въ лесахъ и не знаетъ ввечеру, будетъ-ли
Побледнелъ пономарь, какъ полотно, и уже кажется ему, что весь священниковъ домъ охваченъ пожаромъ. Идетъ онъ къ кюрэ и плачетъ: такъ-то и такъ-то грозитъ намъ Николай Дубовая-Голова. Испугался священникъ, но церковный запретъ еще страшнее гнева контрабандиста.
— Буди воля Господня! — говорить онъ, — а не могу я венчать подъ пятницу!
Сжалъ кулаки Дубовая-Голова. Инда пена у рта показалась отъ злобы.
— Хорошо, коли такъ! Эй, нареченный тесть! Подавай мне сюда мою невесту!
— Потерпи, Николай! Два дня скоро пройдутъ: въ понедельникъ обвенчаютъ васъ въ церкви.
— Нетъ! Нетъ! Либо сейчасъ, либо никогда! Иди за мною, красавица, или — громъ тебя расшиби! Оставайся въ девкахъ!
Плачетъ невеста и целуетъ колена отца:
— Не отдавай меня ему, онъ ужасенъ!.
— Къ чорту-же эту плаксу со всемъ ея ханжествомъ! Ты думаешь, не найду я невесты красивейе Сиди въ своей лачуге, судомойка! Я иду искать себе другую жену. Первая встречная будетъ лучше тебя, дура! Не для тебя мой поясъ, начиненный червонцами, не для тебя мои сорокъ собакъ, что держу я на зло таможеннымъ стражамъ: мне смехъ, а имъ горе! Сорокъ собакъ, что не даютъ полицейскимъ крючкамъ и понюхать нашихъ товаровъ.
И встретилъ красотку Николай, встретилъ близко виселицы, на перекрестке. Не видано личика милей и стана стройнее. И схватилъ ее контрабандистъ, обнялъ дюжею рукою:
— Кто ты, голубка, и откуда?
— Зовусь Робертиной; кто были мать и отецъ — не знаю; ни родины, ни дома нетъ у меня. Что было со мною вчера — я не помню. Что будетъ завтра — о томъ не забочусь. Невесть откуда иду, невесть куда и приду. Утромъ бываю богата, къ вечеру снова гола, какъ соколъ. Только въ одномъ постоянна: всегда весела и готова ласкать…
— Истиннымъ
— Ладно, хочу! По рукамъ! — молвитъ красотка.
— Вотъ слово, такъ слово!.. Золота стоить оно! Эй, ты, трактирщикъ! Живо, подай намъ нашъ свадебный обедъ, да не жалей вина: лей, лей его и еще лей въ бутылки! Сегодня вечеръ радости: я женюсь, и дураку-кюрэ нетъ места на моей свадьб?.
— Нетъ, кумъ Дубовая-Голова: тому не бывать. Я боюсь Бога и не позволю справлять у себя подобную свадьбу. Ищите другой трактиръ для вашихъ богохульныхъ речей и кощунства.
— Провались-же твой скверный кабакъ, негодный лицемеръ! Эй, молодцы, возьмите у него бочку вина! Что? Ты не хочешь продать? Берегись моего ножа, пріятель!… Возьмите у него бочку вина и ударимся въ лесъ, — туда, где среди вековыхъ дубовъ, подъ кустами и мхомъ, спятъ развалины стараго замка… Тамъ отпируемъ мы свадебный пиръ! Эй, лысый Матвей! Вотъ тебе ряса! Будь у насъ за кюрэ, товарищъ!
И пили, и гуляли они, — когда-же ударила полночь, остался Николай вдвоемъ съ молодою женою. Радостью и любовью горятъ ея глаза, и очарованъ суровый контрабандистъ, и смягчилось его железное сердце.
— Я самъ хочу ходить за тобою — у тебя не будетъ другой служанки, кроме меня, Робертина. Мои руки снимутъ съ тебя серебряный поясъ, мои руки разстегнутъ золотой запонъ, мои руки спустятъ шелковый чулокъ, что скрываетъ твою стройную ножку…
Но, когда чулокъ упалъ на-земь, вскрикнулъ Николай Дубовая-Голова, и лесъ ему ответилъ: на ножке-то было раздвоенное копыто!
— Робертина, Робертина! Зачемъ у тебя козлиная нога?
— Затемъ, что въ аду очень скользко.
— Робертина, Робертина! Зачемъ у тебя два рога на лбу? Они сверкаютъ, какъ две пылающія свечки!
— Затемъ, что въ аду очень темно.
— Робертина, Робертина! Зачемъ у тебя на рукахъ железныя когти?
— Затемъ, чтобы унести въ адъ тебя — моего дорогого супруга.
— Робертина, Робертина! Боюсь, что ты самъ сатана, — и, никакъ, я, несчастный, женился на чорте!
И засмеялся дьяволъ и сказалъ:
— А кто-же велелъ тебе жениться подъ пятницу?
1901