Свадьба

Бабаян Сергей Геннадьевич

– О-о… – задохнулась подруга.

– Рядом жена сидит… слева, похожа на Крамарова.

– Замначальника цеха, – эстафетой шепнул я Зое и Славику – Лика для моего шепота была далеко. Славик изогнул подковою рот и завел глаза к потолку.

– Дорогие гости, – задушевно – и как будто немного печально – сказал замначальника цеха. – Сегодня мы отмечаем знаменательнейшее событие – день рождения новой семьи, и поздравляем с законным браком Марину и Алексея. Здесь уже было сказано много хороших и теплых слов. За что же я хочу выпить данный бокал? – Голос его поднялся. Краем глаза я увидел, что Славик при слове данный закусил губу, налился кровью и намертво вцепился глазами в свою тарелку. – Мы с вами знаем, – продолжал не спеша замначальника цеха, – что все

на свете имеет свою причину. К примеру, причина появления здесь этого стола… – он плавно повел рукою на стол: Петя проводил ее не только глазами, но и всей головою, – …в том, что где-то, когда-то выросло дерево. В чем причина… например, появления здесь этой замечательной ветчины? В том, что где-то жила свинья, свинью закололи, посолили и из свиньи закоптили окорок… – Я боялся, что третьей свиньи я не выдержу. Чудом выдержал – подумал о задолженности по статистической динамике. Краснолицые слушали серьезно и очень внимательно. – Важно еще то, что мы наблюдаем здесь не одну, а много причин: откормили, закололи, посолили и так далее. Это, так сказать, диалектическая цепь развития. – Мертвая стояла тишина. Слышно было, как на подоконнике чешется кошка. – Теперь я вас спрошу: в чем же причина того, что прекрасные молодые люди Марина и Алексей поженились? – Замначальника цеха обвел задушевно вопрошающим взглядом стол. – Вы скажете – в том, что они повстречали друг друга. Тогда я спрошу: а в чем причина, что они повстречали друг друга? – На лице отца Тузова появилось несколько удивленное – ожившее – выражение. Мать явно не слушала. Свидетельница наружно была очень печальна. Невеста вертела в руках бокал, но вид имела раздумчивый. Тузов – по-моему, через силу (тускнея лицом) – смотрел на замначальника цеха (наверное, из деликатности – ведь речь шла о нем). Свидетель откровенно томился: видно, не так уж он был и глуп… – Вы скажете, – продолжал замначальника цеха, – в том, что они работают или учатся в одном городе, а именно в Москве. И опять я спрошу: а в чем причина того, что они работают и учатся в одном городе? И вы опять мне что-то ответите, и будете правы. И так далее… – Меня охватила досада – уже на себя: я даже отдаленно не мог понять, что же он хочет сказать. – И вот сейчас я хочу вас спросить: в чем первая, главная причина того, что мы сегодня празднуем это знаменательное событие?

Замначальника цеха умолк и ободряюще – как учитель начальных классов – обвел проникновенным взглядом гостей. Стол убито молчал.

– В чем, хочу я вас спросить, перво-причина?

– За родину, что ли?… – еле слышно прошептал кто-то на правом конце стола.

– Или, может быть, так: кто главный виновник того, что происходит сейчас? Кто – больше всех виноват? – Мне показалось, что при этих его словах некоторые из гостей сгорбились и посунулись носами в тарелки. – Я спрашиваю: кто виноват?

Кто-то на конце краснолицых – похоже, носатый – коротко хекнул: видно, спекалось горло… Замначальника цеха грустно посмотрел на него.

– Первопричина сегодняшней свадьбы, дорогие друзья, в том, что… – он выдержал длинную паузу; какойто зеркально лысый, с клубневидным, заплетенным багровыми жилками носом дедок (разительно похожий на сидящего слева за столом старика из репинских «Запорожцев») вытянул шею и радарно наставил, склонив голову набок, по-стариковски огромное ухо, – …причина этого в том, что двадцать лет назад – сегодняшние молодожены – появились на свет!

– Во как!… – потрясенно ахнул старик.

На весь стол, правда, открытие замначальника цеха не произвело столь сильного впечатления. Я заметил, что гипноз диалектической цепи развития и данного бокала начинает ослабевать. Краснолицые уже подняли наполненные стаканы и, явно томясь нетерпением, подрагивали ими, держа на весу.

– Ну, а кто же главный виновник того, что молодожены появились на свет? И, как диалектическое следствие, кто главный виновник того, что они поженились? За кого я хочу поднять данный бокал?…

– За родителей!… – с облегчением выдохнул стол.

– Правильно! За родителей! – Старики Тузова и… да, косоглазая женщина и неприметный мужчина, сидевшие по левую руку свидетеля, встали. – И в этот радостный

день, – продолжал замначальника цеха – с просветленным лицом, делая в сторону здравствуемых плавное дуговое движение данным бокалом, – …я хочу вспомнить о том…

Но вспомнить ему не дали.

– Пр-равильно! За родителей!… З-за родителей!! – поспешно заревел зал… то есть стол. – Ур-ра-а!… Марь Санна! Дядь Вась!… Вася! Маша!… Маня!…

Замначальника цеха камнем пошел на дно – захлестнутый первым же валом криков, звона сталкивающихся бокалов, грохота отодвигаемых стульев… – терпеливо постоял с полминуты, с капитанским достоинством глядя на разыгравшийся ураган, наконец – снисходительно приподняв брови и опустивши глаза – вздохнул, размеренно выпил водку, опустился на стул и начал неторопливо закусывать… Замолчавшийся же стол бушевал.

– О-о-о!…

– Что – забирает?…

– Родители – эт да… Дело святое!

– Я помню, еще мать-покойница говорила…

– Ты закусывай, закусывай! Смотри – уже глаза розно смотрят. Тащи тебя потом на себе!

– Да ты чо, Галь?

– Ничо.

– Ты, Галь, на него не серчай. Быть на свадьбе, да не быть пьяну?! Ох-хо-хо…

– Ты ахал бы, дядя, на себя глядя…

– Мишка-то завернул.

– Горазд языком чесать.

– Известно – начальник…

– Первопричина… х-ха!… А тогда – родителев кто родил? А дедов с бабками кто?…

– За обезьяна надо выпить, во! От которого произошли…

– Смотри, Машка-то с Василием… ни гу-гу. Будто чужие.

– Так чужие и есть. Зачем он ей такой нужен?

– Да они друг дружку-то стоят. Жена да муж, змея да уж…

(Я начинал понемногу разбираться в застольной родственной и социальной иерархической лестнице. Машка с Василием – были родителями невесты. Машке – Марии, кажется, Александровне – было на вид немногим за сорок; внешне это была сильно постаревшая дочь (и изрядно потасканная… вот! всплыло из подсознания безжалостно верное слово: не только сорокалетняя мать, но и ее двадцатилетняя дочь выглядели – потасканными…). Она сильно косила на оба глаза, отчего понять, куда она смотрит, было никак нельзя – и потому смотреть на нее без привычки было как-то неловко: во-первых, ваш взгляд начинал против вашей воли метаться, переходя с одного на другой ее глаз и тем самым как будто подчеркивая, указывая ей на ее недостаток, – а во-вторых, ее взгляд, направленный – по первому впечатлению – в сторону, мог на деле оказаться устремленным прямо на вас – в то время, когда вы ее пристально (и думая: незаметно) рассматривали… Рядом с ней сидел невысокий, худой, мозаично морщинистый человек примерно одного с нею возраста – большеротый, курносый, с глубокими взлизами по сторонам покатого лба, с бегающими глазами, – молчаливый, но суетливый в движениях (отчего представлялось, что молчаливость его была вынужденной, по каким-то соображениям напускной), – весь какой-то потертый, запущенный – да и сам на себя, казалось, примахнувший рукой, – и в то же время как будто не чуждый (судя по движениям его иногда энергично и недовольно поджимаемых губ) обидчивости и самолюбия… Это и был отец молодой жены.)

– …они что, не живут?

– Так его же за сто первый километр сослали. Это он на свадьбу приехал.

– Тише ты…

– Он же ящик водки в стекляшке украл. Два года отбарабанил – и за Можай. А Машка за это время…

– Да тише ты!

– …с Колькой Сапрыкиным сошлась.

– Это с электриком, что ль?

– Ну. Да ты чо, Валь? Как не в Подлескове живешь.

– Буду я еще за каждой пьянью смотреть… А на фиг она Кольке сдалась, с такими-то глазами?!

– Ты сама-то не ори…

– Гриня! Ты смотри – ско-ко там ветчины… Ты смотри! Настась Иванна, отсыпь ветчины! У нас уже всю доели!

– Ты и доел.

– Кто – я?!

– Нет, я. Смотри, скоро треснешь. (Пышка жарко шепчет подруге:

– Отъелся, как свинья на барде, – на полюбовницевых-то харчах… Вон она сидит, видишь? В кудряшках, безгрудая… лупит глаза.

– А это-то кто? На него наседает?

– А это Лизка, жена его первая. Тоже стервь еще та…)

– Петро-вич!… Твово-то когда пропьем?

– …я ему говорю: ты чего, говорю, м…ла…