Свадьбы
Шрифт:
– Скажи-ка, Мехмед, а где теперь Сулейман?
– Сулейман? Сулейман пошел в гору! Я был далеко, а он еще дальше залетел… Сулейман в Молдавии! Ему повезло. Сделал перстень, а перстень попадись на глаза самому султану. Говорят, султан с этим перстнем не расстается… Сулеймана по истечении 1001 дня учебы из чыраков посвятили в калфы. А калфой он был один день. Сам молдавский господарь сделал за него взнос, и преогромный. А за деньги в Турции все купишь, даже султана… Калфу посвятили в мастера. И господарь увез его в Яссы. Теперь Сулейман -
– И снова стукнул себя по лбу.
– Опять говорю-говорю! Как же тебя зовут?
– Называй меня… Мурадом.
– Хе-хе! А ты случайно не четвертый Мурад? А то, болтают, наш-то Мурад, тот, что наверху, любит шляться по базарам… Не обижайся… Я шучу. Я всегда шучу. Ты же знаешь… Э, Мурад! Мне повезло наконец. Подцепила меня вдовушка, и совершили мы с нею хадж… А ну-ка, нырнем в подвальчик!
Нырнули.
Мехмед заказал бутылку вина.
– Чуешь, теперь какое пыо?
Похлопал себя по карману.
– Я же взнос в цех кожевников сделал. Как посвятят меня в мастера - женюсь. Нарожает мне моя Элиф детишек…
– А ты не боишься войны, Мехмед?
– Войны? Наш султан в любой войне победит. Он, говорят, пьет вино, как вол пьет воду, но умен, как змий, и злобен, как волк. Пощипал он своих жирных овечек - придворных, а нашего брата, ремесленника, возвеличил. Освободил за наше мастерство от авариза… Без ремесел любое государство захиреет, а за мастерами можно жить, как за каменной стеной. Мы делаем вещи, которые денег стоят. Кто за нас, тот пашей не боится!
– А чего ради султану пашей бояться?
– Если бы не султан, Мурад, они бы всю Турцию прожрали!
– Ну а случись война?
– Скажу тебе по секрету, хоть мастеров на войну не берут, а я пойду за султаном Мурадом. Поглядел я белый свет, когда в Мекку шел, теперь в другие страны тянет. А если уж совсем по правде, так скажу я тебе: коли женишься, коли род заводишь, надо чтоб дети и внуки предком своим не брезговали. Пойду на войну, нарублю вражьих голов и стану тимариотом, а то сипахием…131 Ты не забудь, завтра мое посвящение в мастера.
– Я тебя не забуду, мастер Мехмед.
– Пока еще калфа. Знаешь, дьявол на пакости падок…
Они выпили бутылку, потом вторую, обнялись, после
третьей вышли на улицу и, не в силах расстаться друг с другом, подремали в тени какого-то дувала.
Глава третья
Цех стамбульских кожевников в полном состава собрался в своем цеховом саду. Это был один из древнейших и таинственнейших цехов. Кожевники вели свое начало от Ахи Эврена. Однажды султан Ахи пошел на битву с врагами пророка. В одной руке он держал знамя, в другой - меч. Мечом он поражал врагов, как демон смерти. Скоро некого было убивать. Тогда пророк сказал:
– Ахи, отныне твое имя - Ахи Эврен!132
Сподвижник пророка Али отдал за Ахи Эврена свою
дочь. В первый день свадебного пира гости съели тридцать три барана, на второй день -
Пророк показал Ахи Эврену шкуры.
– Вот большая работа для кожевников.
Но на следующее утро Ахи Эврен положил перед пророком девяносто девять дубленых шкур.
– Ты сумел сделать эту работу за одну ночь?
– удивились гости.
– Но как?
Ахи взял свою трость и провел ею по необработанной шкуре. Шкура заблестела. Али не сдержался и воскликнул:
– О, пророк! Ахи Эврен познал это ремесло. И разве он не достоин быть опоясанным?
Быть опоясанным - это и есть быть посвященным в мастера.
То было в четверг.
И теперь был четверг.
Под самой большой чинарой на коврах сидели шейх, ахи-баба, возглавлявший цех кожевников, мастера, гости. Сидящих осеняло кожаное знамя на зеленом древке - знамя цеха.
Действом командовал джигит-баши, молодой, но почитаемый цехом мастер.
Подмастерья, ожидающие посвящения, стояли в метре друг от друга, в ряд, лицом к знамени.
Все приготовления закончены. Жуткая тишина воцарилась на одно только мгновение. Она, может, для кого-то не жуткая и не долгая, но для калфы Мехмеда свет помутился. Голова кружится без вина. На верхней губе от напряжения капельки пота. И муха тут как тут. Огромная, жирная, а пошевелиться - страшно. Ведь сделаешь что не так - и миг удачи улетит, как сон.
Поднялся шейх. Голос его звенит высоко и торжественно. Калфа Мехмед знает: шейх должен читать молитву, и он читает ее, но Мехмед не слышит ни одного слова. Шейх садится на ковер. Теперь говорит ахи-баба. И удивительно - Мехмед слышит. Слышит, но ничего не видит. В глазах - зелено, как в заросшем пруду. Ахи-баба хорошо говорит, складно:
– Да будет благословен аллах! Ахи Эврен - истинное благодеяние бога. Сколько мужей сокрытых тайн в сем мире творит ему хором молитвенные призывы! Это говорим мы - истинная община нашего пророка!
По знаку джигит-баши подмастерья поставили большой палец левой ноги на большой палец правой руки. Потом скрестили на плечах руки ладонями вниз. Это была смиренная поза дервишей.
В мастера посвящались сразу четверо. Джигит-баши по очереди опоясал Мехмеда и его товарищей шелковыми поясами, трижды обернув их стан. При этом он говорил им одно из тайных имен бога: “Тахиль”.
Мехмед помаленьку освоился, видел и слышал, хотя и не думал еще. Совершал четырехкратные поклоны не хуже других, а тут вышел от мастеров их чауш, взял его за ухо - первого - и вывел на середину. Держа за ухо больно, он обратился к ахи-баба:
– Подмастерье Мехмед просит разрешения воспринять благословение от очага старца старцев. Вы все - шейх, ахи-баба, джигит-баши, старые мастера, что скажете?
Мастера сделали вид, что тяжко задумались, а калфа Мехмед от наступившей тишины заледенел, и вовремя - ведь не примерзни к земле ноги - сбежал бы!