Свадьбы

Бахревский Владислав Анатольевич

– Ты грязная!
– закричал он на Бегум-Сахеб.
– Прими ванну.

Слуги разожгли огонь, и Джехан не ушел из комнаты, покуда вода в котле не закипела.

…Последней на аудиенции была принята жена ростовщика. По закону имущество подданных после их смерти наследовал Великий Могол. У жены ростовщика отняли двести тысяч рупий. Она явилась пред очи Джехана и сказала ему:

– Хранит бог ваше величество! Я нахожу, что мой сын имеет основание требовать деньги от отца. Он наш наследник, но я хотела бы знать, в каком родстве с моим покойным мужем состоит ваше величество, чтобы предъявлять права на его наследство?

От

такого вопроса из уст женщины у бостанджи-паши вспотели руки - что с нею сделать?

Джехан засмеялся. Приказал вернуть деньги.

Тотчас началось представление. Перед Великим Моголом прогнали удивительной стати лошадей, потом быков, антилоп и носорогов. Пошли слоны. Слоны рухнули перед Джеханом на колени и, поднявшись, страшно трубили.

Наконец был устроен бой слонов. Две пары разъяренных животных, с погонщиками на спинах, разломали глинобитную, разделявшую их стену и бросились друг на друга. Одному слону удалось схватить хоботом погонщика. Мелькнуло в воздухе темное тело, розовые пятки. Звонкий, как пощечина, удар о каменную стену и радостные крики выигравших пари. Победил слон Дара.

В тот же день бостанджи-паша явился к Дара поздравить с удачей. Бостанджи-паша был выслушан. Еще через неделю его слушал Джехан, выслушал и промолчал.

Наконец был принят посол Сефи I. Ему приготовили ловушку. Дверь в тронный зал оказалась такой низкой, что пройти в нее можно было только ползком. Посол встал на колени, но, верный гордыне, вполз, повернувшись к трону Великих Моголов задом.

– Эй, эльгиджи (господин посол)!
– вскричал удивленный Джехан, - Неужели у твоего шаха нет приличных людей, коли он посылает такого полоумного, как ты?

– Великий государь!
– ответствовал умный посол, - Более приличных при дворе моего шаха Сефи I множество, но каков государь, таков и посол к нему.

Боясь, что потомки в этом словесном препирательстве отдадут предпочтение послу, Джехан повел разговор о величии государей и государств, вынуждая посла провести сравнение между царями Индостана и царями Персии.

– Царей Индостана можно сравнить с луной на пят- надцатый-шестнадцатый день, - ответил посол, - а персидских - с маленькой луной на второй-третий день после рождения.

Джехан был доволен: упрямец посол начинал ему нравиться, - и тотчас из толпы послов, бывших на приеме, раздался голос турецкого бостанджи-паши:

– Оказывается, персы будущее оставляют за собой! Даже величайшая империя Великого Могола для них - ничто. Она для них - на ущербе.

Один удачный ход - и партия выиграна. Великий Могол объявил Персии войну.

ШАХ ПЕРСИИ

Глава первая

Персидский шах Сефи I принял русского посла, кутаясь в драгоценную соболью московскую шубу. Москаль был молод, но мудр, не книжной порченой мудростью, а дорогим шаху природным, свободным, нездешним умом. На больших званых приемах Сефи ловил на себе непривычный вопрошающий взгляд русского посла, словно человек этот знал о нем нечто совсем простое, чего и другие видели, да не понимали. Шах Сефи презирал людей, а иноземцев тем более, но откровенничал он только с чужими. Чужие все равно не могли его понять, а он и не хотел быть понятым. Только ведь, чтобы выговориться, нужны человеческие сочувствующие глаза, Сефи же нравились глаза русского.

Шах два месяца не показывался перед своими подданными и не занимался государственными делами. Причиной тому жестокая нежданная болезнь с мучительной рвотой, головокружениями, с приступами небывалой слабости: не то что сесть, рукой не шевельнешь.

Откуда взялась напасть, шах Сефи знал, об этом ему и хотелось поговорить, но это была тайна тайн, которая никак не годилась для ушей чужого. Сефи отравили, яд, по счастью, оказался легок для проспиртованного желудка тирана, и теперь Сефи вел молчаливый, но упорный поиск своих врагов.

– Подданные любят вспоминать великие времена, но не любят платить великую кровавую цену, в какую обходятся дни вселенского владычества. Во мне хотят видеть второго Аббаса, деда моего, но вопят на весь белый свет, когда моя сабля опускается на голову коварного или нерадивого слуги.

У посла лицо строгое, на висках жилы вздулись - слушает, смотрит, а мысль в тисках: о чем это шах, куда клонит? Турки к Багдаду идут, Великий Могол со всей силой южные провинции захватывает, а в столице Сефи тишина, дворцовые люди вежливы и ласковы; еще бы, шах в красные одежды вырядился - страшная примета: коли шах в красном, лететь головушкам.

– Я знаю все!
– Сефи вдруг весело рассмеялся.
– Шепчутся по углам, но деньги отверзают уста и стенам. Знаю: мои недоброжелатели твердят, что я ради одной только жестокости перевел лучших людей царства. Они не хотят понять - это были люди Аббаса, они верны были Аббасу, но не мне. Если бы они были мне верны, я бы их пожаловал.

“Шах Сефи говорит правду, - думал русский посол, - напившись вина, он раздаривает золотые кубки и парадные царские сабли, но, протрезвев, впадает в такую Горестную задумчивость, что придворные спешат выкупить и вернуть в казну все эти драгоценности”.

– Ваш царь Иван Грозный убил сына, наследника престола, и вы, русские, не воззвали к божьему суду и не прокляли своего царя. За эту вашу мудрость я хотел бы быть вашим царем.

“Будет просить прислать ему казаков для войны о Му- радом IV”, - решил посол и ошибся. Сефи сказал:

– На горе моим врагам, я здоров и полон сил. Завтра я отправляюсь на охоту, которая одна есть врачеватель моего сердца. Тебя, посол великого московского царя, я приглашаю быть на охоте рядом со мною.

– Великий государь, благодарю тебя за милость ко мне!
– посол старательно поклонился шаху.

Шах улыбнулся. Это была первая улыбка за весь прием. Молодое, хорошее лицо Сефи было неестественно бледным. Улыбка получилась беспомощная, казалось, шах хотел, чтоб ему помогли, но знал: помощь опоздала.

– Мои подданые очень постарались, чтобы поссорить меня с самой памятью Аббаса, а я люблю его. Он убил моего отца, но и после смерти своей сидел на троне, оберегая его для меня. Шах Аббас был хитер. Свою близкую смерть он открыл только четверым ближайшим советникам. Сей- нельхан помчался за мною в Таберик-Кале, где я жил с матерью, а Юсуф-ага все эти дни прятался позади престола, на котором восседал мертвый шах Аббас. Всякий, кто приходил докладывать шаху, видел его на престоле и слышал глухую речь - то говорил из-за ковра Юсуф-ага, он также поднимал и опускал руки мертвого Аббаса, и никто не разгадал жуткую загадку. Моего деда любили, но крови он пролил не меньше моего, - шах Сефи стрельнул на посла недобрым взглядом, признание вырвалось ненароком, и посол тоже якобы ненароком осенил вдруг шаха крестным знамением и не смутился, и шаху это понравилось: теперь, пожалуй, с русским можно было говорить обо всем.