Свадьбы
Шрифт:
– Мы знаем, какова истинная победа хана. Представление обмануло казаков, но зачем мы хотим обмануть себя?
Хан Бегадыр вскочил.
– Да, да, это правда. Мой набег был сорван. Степи набиты казачьими войсками. В русских пограничных городах сидят сильные полки. А на помощь Азову идет сам царь Михаил.
Хан махнул рукой, и в шатер втолкнули двух стрельцов.
– Говорите!
– крикнул хан.
– Говорите!
– перевел толмач.
– Не надо!
– топнул ногой Дели Гуссейн-паша, - Убрать их! Я приказываю взять город,
Стрельцов вытолкали из шатра. , - Может быть, мы и возьмем город, но как мы его удержим, если нас осадит царь Михаил? Все укрепления Азова уничтожены!
– воскликнул Пиали-паша.
– Но ведь казаки держатся!
– ответил Жузеф.
– Не царь нам страшен. Страшно другое. Близится Касимов день. В Касимов день море замерзает.
– До Касимова дня еще сорок дней!
– крикнул Дели Гуссейн-паша.
– Только сорок!
– хихикнул скопец Ибрагим.
– Войска перестали подчиняться!
– Канаан-паша сидел, закрыв руками лицо.
– Если мы простоим под Азовом хотя бы еще две недели, янычары кинутся не на казаков, а на своих командиров.
– Но что же делать?
– Дели Гуссейн-паша вцепился зубами в край шелковой подушки.
– Это несмываемый позор! Падишах не простит мне.
Вскочил на ноги.
– И вам не простит! Он убьет меня и вас убьет. Всех!
– Надо идти на общий и последний приступ. Воины будут драться отважно, если узнают, что это решающий последний приступ.
Так сказал опытный Канаан-паша.
– Войска утомлены, - согласился Пиали-паша, - но это все, что мы можем сделать.
– Почему же все?
– Василий Лупу улыбался.
– Надо купить у казаков разрушенный до основания город.
Все посмотрели на господаря с удивлением, и у всех появилась надежда.
– Гляди-ко!
– крикнул Георгий.
– С белым флагом идут. Сдаются.
– Ха-ха-ха-ха!
– грохнул смех на развалинах Азова.
Вести переговоры с казаками было поручено муэдзину
падишаха просвещенному Эвлия Челеби.
– А срежьте-ка, молодцы, пулей им белую тряпку!
– крикнул казак Худоложка.
– Не стрелять!
– на развалинах появился атаман Осип Петров.
– Всякая затяжка - наша победа. Всему войску отдыхать, пока мы говорить с послами будем.
Встретили Эвлия Челеби возле разбитых ворот перед пепелищем Топракова-города. Завязали турку и его двум товарищам глаза и повели в город. Долго водили, а когда сняли повязку, муэдзин с удивлением увидел, что он находится в тихой, совершенно целой, чистенькой, прибранной церквушке. Горели свечи перед иконами, мерцали позолотой оклады икон.
Это была церковь Николая-угодника, единственное сохранившееся здание Азова. Снаружи и его побило, но не сильно. Церковь стояла под горой в ложбинке.
За большим дубовым столом, покрытым белой скатертью, расшитой по краям н в центре русскими синими и алыми цветами, сидели пятеро казаков.
Утомленные, неподвижные, тяжелые лица. Эвлия покосился на иконы. На иконах точно такие же, аскетические,
– Мне поручено спросить у атаманов великого Войска Донского, - холодно выговорил все титулы своих врагов Эвлия Челеби, - не продадут ли атаманы города, которого уже и не существует.
Атаманы заулыбались, и все взгляды к центру стола, на Осипа Петрова. С ним были Дмитрий Гуня, Тимофей Яковлев, Наум Васильев и Федор Порошин.
Осип сделал знак рукой, и два казака стали подавать угощение.
В городе давно уже был голод, но подавали жареных индеек - эти последние птицы сохранялись в подвалах цитадели, отваром кормили раненых, детей и тех воинов, которые ходили ночами на вылазки.
– У нас нет времени для пиршества, - сказал Эвлия Челеби.
– И разве храм - место для пиров?
– По русскому обычаю всякое хорошее дело делается за столом, - ответил Осип Петров.
– И если храм не есть место для пира, то он и не для торга.
Порошин перевел слово в слово.
Турки взяли мясо и немного поели.
– Каков же будет ответ атаманов?
– спросил Эвлия Челеби.
– Много ли даст Дели Гуссейн-паша за наш Азов?
– спросил Осип Петров.
– По двести талеров каждому казаку, оборонявшему город.
– Но у нас город обороняли и жены наши, и дети, - вставил быстрое словцо Тимофей Яковлев.
Осип покосился в его сторону, улыбнулся.
– Поторгуйся, Тимофей, с ними, да смотри не продешеви.
– Не сумлевайся, Осип. Не проторгуюсь.
Осип, недобро улыбаясь, прошептал что-то Порошину на ухо. Тот встал и ушел.
Эвлия Челеби видел - что-то казаки замышляют, - но ему надо было вести торг, Яковлев запрашивал дорого: по двести монет золотом да по триста серебром на каждого, кто был в осаде. Деньги безумные, но лучше дать деньги и получить город, чем ничего не получить и отдать падишаху собственную голову.
– Я должен сообщить вашу цену Дели Гуссейн-паше, - наконец сказал Эвлия Челеби.
– Эта цена непомерна.
Послов отпустили с миром. Время тянулось, увядал еще один день. Хоть какая, но передышка. К вечеру под стены явились послы. В город их не пустили, вручили послание, сочиненное Федором Порошиным.
“Не дорого нам ваше собачье серебро и золото, - писали казаки.
– У нас в Азове и на Дону своего много. То нам, молодцам, надобно, чтобы наша была слава вечная ко всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкие. Теперь вы о нас, казаках, знаете и помнить нас будете вовеки веков. Придя от нас за море к царю своему турскому глупому, скажите, каково приставать к казаку русскому. А сколько вы у нас в Азове разбили кирпичу и камени, столько мы уж взяли у вас турецких голов ваших да костей за порчу азовскую. Па ваших головах да костях ваших складем Азов- город лучше прежнего. Протечет наша слава молодецкая вовеки по всему свету. Нашел ваш турецкий царь себе позор и укоризну до веку. Станем с него иметь всякий год уже вшестеро”.