Свадьбы
Шрифт:
– Что случилось?
– спросил Федор чайханщика.
– Они больны, они могут заразить всех, - ответил чайханщик, внимательно вглядываясь в лицо Порошина.
“Господи! Спаси!” - помолился по привычке Порошин своему русскому богу, от которого отрекся.
Осман-бек для себя и Мехмеда снял дом. До Медины от Ямбога караван верблюдов шел пять дней, но в теснинах Джудайля хозяйничали бедуины племени Ибне-Харбов. Караванщики не отваживались выйти из Ямбога, но жить в Ямбоге оказалось и дорого и опасно.
Утром
Осман-бек хмурился.
– Здесь отвратительная пища и еще более отвратительные МУХИ.
– Да, - согласился Мехмед.
– Этих мух даже ливень не разогнал.
– Какой ливень? Ливня не было уже три года.
– Но я проснулся весь мокрый, и земля мокрая.
– Все это испарения с моря. Пойдем, я покажу тебе кое-что.
Они вышли из дома п отправились на базар. Возле каменного здания складов вповалку спали люди. Базар уже шумел, но эти спали. Влага на их лицах была такая же, как и на земле.
– Сони!
– усмехнулся Мехмед.
– О нет!
– тихо сказал Осман-бек.
– Они не спят. Они умерли. Разве ты не впдишь?
Мехмед сразу же вспомнил Элиф.
– О эфенди, надо бежать отсюда!
– Мы уйдем сегодня же. Пошли, я куплю тебе ружье. В Ямбоге кровавый понос, а в горах бедуины.
Мехмед никогда не держал в руках ружья, но помереть от поноса противней.
Ружье купили. Мехмеду захотелось показаться Элиф, но Осман-бек повел его в дальний конец Ямбога и даже за город, к одинокой кибитке. Хозяин ее встретил гостей на улице.
– Я мукавим125, рожден мукавимом, - сказал хозяин гостям.
– Отец моего отца тоже был мукавим. У меня нет друзей в горах, но нет и врагов. На меня могут напасть, но могут и не напасть. Поэтому я богат. Если бы вы умели ездить верхом на верблюдах, я доставил бы вас в Медину за три дня и три ночи. Вы не умеете ездить верхом, и я приведу вас в город пророка за пять дней и пять ночей. В горах неспокойно. Паломники боятся идти в Медину. Наш караван будет короткий, и мне придется взять с вас тройную плату.
– Когда выступаем?
– спросил Осман-бек.
– Я жду вас возле моего дома через два часа.
Два часа на сборы - немного, надо было поспешать, но Осман-бек повел Мехмеда мимо дома.
В грязной лачуге, где на стенах вместо ковров тройной мушиный слой, на зловонном полу сидели трое грубых людей.
– Через два часа я ухожу в Медину, - сказал этим непонятным людям Осман-бек.
– Мы больны!
– процедил сквозь зубы один из трех.
– Где у вас вода?
Вода стояла в углу в кувшине. Осман-бек наполнил пиалу до краев и растворил в ней какой-то красноватый порошок.
– Пейте, если хотите выжить.
–
– оскалил желтые зубы один из троицы, - Твоя голова равна нашим трем. Мы можем рассчитаться сегодня, но, если ты все-таки хочешь отмолить грехи в городах пророка, ты будешь за каждый восход солнца платить по золотому.
– Я ухожу в Медину через два часа, - сказал Осман- бек.
Он был спокоен, и Мехмед ничего не понял.
“Почему грубые люди смеют грозить Осман-беку, почему Осман-бек зовет их с собой? Зачем он их лечит?”
Нет, лучше было не думать. Великому муфти видней.
Порошин и пятеро турок ушли с этим же караваном.
*
Ехали на верблюдах, в шуртуфах. Шуртуф сооружался из двух корзин, над которыми поднимали шалаш. Все время в тени - при желании можно вытянуться и поспать. Удобно.
Мехмед ехал вслед за Элиф: он все поглядывал, не сбились ли корзины набок, но скоро стало очень темно, и Мехмед уснул.
Под утро мукавим остановил караван. Мехмед подошел к Элиф и сел возле нее, облокотись на ружье.
Мукавим ходил вдоль каравана и давал лежащим верблюдам сено. Увидал Мехмеда, обнявшегося с ружьем, серьезно сказал:
– Сегодня будет спокойно. Ружье может пригодиться завтра.
*
Наступило время утренней молитвы во славу аллаха.
“О верующие!
– призывает Коран, - Когда располагаете совершить молитву, вымойте лицо и руки до локтя, вытрите голову и ноги до пяток, а если не найдете воды - отрите лицо и руки мелким и чистым песком”.
Пустыня вокруг, и Мехмед старательно посыпается песком.
Помолились - в путь. Вокруг серая каменная пустыня. В небе ныряет тяжелый жаворонок. Они здесь большие и непевучие.
И тут калфа заметил: Элиф машет ему из своей корзины: “Господи, ей, должно быть, скучно. Как было хорошо на корабле”.
Мехмед тоже замахал руками, высунулся из шалаша и не заметил, как обе его ноги очутились в корзине справа.
Вся эта махина, называемая шуртуф, в тот же миг поехала направо и с треском ухнула на камни.
Элиф от страха за Мехмеда завизжала. Грохнул выстрел. И караван встал.
Мехмед весело выбрался из-под обломков шуртуфа, придумывая историю падения, но встать не успел. Он вдруг увидал, что все, даже Элиф, смотрят не на него, а совсем в другую сторону. Значит, это не его ружье пальнуло.
На высоком камне стоял бедуин с ружьем в руках.
Он крикнул сначала по-арабски, а потом по-турецки:
– Кто хочет жить, пусть заплатит пять золотых монет!
Мехмед вцепился в ружье, насыпал на полку пороха.
Бедуин его не видел. Мехмед сидел под брюхом верблюда и высекал искру. Ружье больно стукнуло калфу в плечо, но бедуин, стоящий на камне, вдруг подпрыгнул и нырнул головой вниз.