Свадьбы
Шрифт:
Надежда подняла ресницы, голубое хлынуло на евнуха.
– Господин, возьмите и ее. Она меня спасла. Она, как и я, русская.
Надежда говорила на прекрасном турецком языке.
У евнуха было белое отрешенное лицо, но он улыбнулся Надежде. Достал второй мешочек, развязал тесемки, вытряхнул на руку золотой, подумал и вытряс еще один.
– Я покупаю и ее.
Над великим Берекой издевались. Пожалуйста, на удовольствие, если это стоит денег. За приблудную ему заплатили по-царски, за царицу - по-нищенски. Как вам угодно,
Он с поклоном принял деньги, но потом быстро достал из карманчика пару серебряных монеток и протянул евнуху:
– Господин, возьмите сдачу.
Евнух, поджав губы, посмотрел на согбенного Береку, на серебро и взял его. Засмеялся, подмигнул Береке, подкинул на руке мешочек с золотом, протянул его было еврею, но вдруг передумал. Опять засмеялся и, смеясь, пошел прочь, пряча за пояс свое золото. За евнухом в окружении его слуг шли Надежда и Авдотья - рабыни.
ЗЕЛЕНАЯ ЧАЛМА Глава первая
Казачий лазутчик Федор Порошин, приставший к богомольцам в Азове, пройдя длинный путь степями, горами, морем, помолившись в крымских пещерных монастырях, наконец прибыл в Константинополь.
Богомольцев великий город не только не потряс, но и не заинтересовал. С пристани - гуськом до православного монастыря, прикладываться к святыням, потом в трапезную, поели и спать. А до ночи глаза вылупишь, солнце только- только гору зенита одолело. И впервые за всю дорогу инок Афанасий проявил несогласие с братией. Чтобы лишних разговоров не заводить, вышел как бы по нужде, а сам на внешний двор и к воротам. Ворота закрыты, сторож тут как тут.
– Куда, святой отец?
– На город поглядеть.
– У нас этак не положено - а сам в удивлении будто бы.
– Гляжу я - русский, а по-гречески говоришь.
Спохватился Федор, в пути он никаких языков будто бы и не знал.
– Нельзя ли мне отца Никодима повидать?
– Можно. С охотой провожу русского ученого монаха.
По дороге стал вопросы задавать: кто, откуда, у кого грамоте обучался.
Смекнул Федор: зря спросил об отце Никодиме. Отступать, однако, поздно.
– Я из далекой пустыни, из-под славного города Костромы, где от поляков наш царь Михаил во время смуты скрывался. В пустыни наш святой отец Геннадий спасается, он был в Константинополе и велел мне отцу Никодиму передать благословение и поклон.
Наплел, может, и вовсе несуразное, но монах как будто поверил.
Отец Никодим жил в великолепных покоях. Не простой, видно, монашек.
– От отца Геннадия благословение тебе и поклон, отче, - забубнил Федор, ибо служка медлил уходить.
– От отца Геннадия?- обрадовался Никодим.
– Рад, рад! Где он теперь?
– В нашей Сандогорской пустыни, близ Костромы.
– У него греческому учился?
– У него, у подвижника нашего.
– Как зовут тебя?
– Афанасий в иночестве.
– Прими же, инок Афанасий, благословение мое.
Служка ушел.
– Помолимся, -
Наконец он поднялся с колен.
– Как же это тебя, Афанасий, угораздило спросить обо мне у вратника нашего? Он не столько богу, сколько туркам служит.
– Прости, святой отец, дьявол попутал.
Федор достал с груди медный с прозеленью крест.
– Вон ты откуда, инок Афанасий! Зачем тебя послали твои друзья, я догадываюсь. Только не время нынче подобно времени Нерона. На православных в Константинополе ныне гонения. Были аресты и казни… Однако за дело! Нам придется искать помощи у человека премерзкого. Людьми тот человек торгует, но уж если он пошел на сделку, не выдаст и не обманет. Имя ему Берека!
– Иудей?
– Охотнику за тайнами нет дела до рода-племени и вероисповедания, брат мой. Берека мне кое-чем обязан, и он не откажет в помощи, разумеется, небескорыстно.
– Я привез деньги и драгоценности.
– Берека деньги умеет добывать сам. От казаков он потребует какой-либо другой мзды.
Порошин вел беседу натужно. Он все еще никак не мог прийти в себя от изумления. Он в Константинополе, хоть города не видал толком, но ведь увидит. Город за стеною. Сама Византия за стеною!
– Не знаю, что попросит Берека, - сказал, - но казаки ни верою, ни правдою не поступятся.
– Берека знает, что просить. Он торговец, и запросы его не превысят разумного. Встречу берусь устроить завтра.
– Как мне выбираться назад?
– Паломники пробудут в городе три дня… Я помогу тебе заболеть. Ты отстанешь от своих. Пока наше дело будет вариться, “выздоровеешь”. А там я переправлю тебя…
– Отец Никодим, ты столько наговорил, что я хочу знать, где мне ждать в случае беды казачью чайку?
Отец Никодим задумался.
– Ты прав, брат мой! Загадывать на будущее в наши дни опасно… Слушай. В тридцати милях от Константинополя рыбачье поселение Акча… В одинокой сакле на самом берегу моря живет грек Константин. Придешь к нему в нужный день за час до заката. Скажешь: “Отец Никодим просит зажечь три свечи”. Этот человек на лодке отвезет тебя в море. В море будут ждать… - Монах вдруг улыбнулся.
– На твоем лице, сын мой, нетерпение. О ненасытность знания! Жаждешь зреть руины Византии?
– Истинно, отче!
– Изживай в себе беса, имя которому любознательность. Однако ж быть в этом городе и не увидеть его древней красоты - тоже грех. Будь осторожен. Турки терпят поражения, озлоблены. Им всюду чудятся лазутчики.
“Да ведь как не чудиться?” - подумал Порошин.
Берека, седой, ветхий, сидел в пустой комнатенке за пустым столом, в потертом бархатном балахоне, на пальце серебряный перстенек, но с таким бриллиантом - корабль можно купить. Отец Никодим привел Порошина на глухую крошечную улочку, указал дом, но не пошел к Береке. Федору предстояло самому вести переговоры.