Свадебное путешествие в один конец
Шрифт:
— А еще раз ты этого мужчину в галстуке встречала?
— Ну так! — оживилась Маша. — С Додькой и видела их!
Ни в тот день, ни на следующий Додик от Маши любви не требовал. Зато через два дня сам подошел и велел задержаться.
— И снова ничего у нас не получилось! Я даже еще и раздеться не успела, как Додику позвонили.
На этот раз Додик изменился в лице. И даже прикрикнул на Машу:
— Одевайся скорей, дура ленивая! Что на съемке не работаешь, что сейчас едва шевелишься. Клуша неповоротливая! Ничего не умеешь!
Маша хотела обидеться
— Вот мне и стало любопытно. Чего это он такой смурной.
Вышли любовники вместе. Додик ни за что не оставил бы квартиру с дорогим оборудованием под присмотром легкомысленной Маши. Выйти-то они вышли, но потом Додик пошел налево, а Маша… Маша сделала вид, что идет направо. Но пройдя всего несколько шагов до поворота, плавно развернулась и двинулась в обратном направлении.
— Магазинчик там один был, я в нем с утра костюмчик замечательный видела. Хотела еще разок его примерить.
Как раз в тот день Додик выплатил деньги всей съемочной группе. И Маше не терпелось потратить их на себя. Костюмчик очень удачно пришел ей в голову. И когда она уже подходила к дверям приглянувшегося магазина, то увидела Додика и того запавшего ей в голову господина в галстуке.
На этот раз разговор велся на повышенных тонах. Господин кричал, а Додик оправдывался. Первый раз Маша видела своего режиссера и начальника в таком раболепно подчиненном положении. И это лишний раз убедило ее в том, что тучный господин в галстуке — большая шишка, к которой непременно надо подкатиться.
Маша была девушкой не романтичной. Стояние на панели быстро выбивает всю дурь из юных девичьих головок. Остается один лишь голый расчет. И Маша отлично знала: в этой жизни преуспевает тот, кто владеет нужной информацией. По этой причине она не брезговала иной раз и подслушать, чтобы знать, что в нужный момент стоит ввернуть.
Затравленный Додик и барские замашки господина в галстуке сразу же бросались в глаза. И Маша, замедлив шаги, подошла к ним. Увы, на этот раз ей ничего подслушать не удалось. Весь разговор закончился еще до того, как она успела подобраться достаточно близко. Маше оставалось только полюбоваться «Мерседесом», на котором укатил господин в галстуке.
— Белый «Мерседес»?
— Что?
— Спрашиваю, машина была какого цвета?
— А-а-а. Серая.
— Ах, серая…
Подруги были разочарованы по причине того, что машина оказалась не белой. Значит, приезжал не Борис Львович со своей охраной. Но Маша поняла их по-своему и тут же бросилась на защиту господина в шелковом галстуке. Он действительно запал ей в душу, и она считала необходимым защищать все, что было в его собственности. Любишь меня, люби и мою собаку.
— Очень даже красивый цвет! Металлик! На солнце переливается. А уж какая ухоженная машинка, любо-дорого посмотреть.
— И со всякими наворотами?
— Конечно! Фары — галогенки. А из выхлопной трубы при старте огонь!
— И
— Да! — в полном упоении выболтала важную информацию Маша. — Три семерки в номере!
Все! Можно было считать дело сделанным! Найти машину и ее владельца по таким подробным приметам не составляло никакого труда. Много ли серых «Мерседесов», в номерах которых есть три семерки? Ирочка полагала, что считаные единицы. А то и того меньше.
А Маша, кажется, смекнувшая, что наболтала слишком много, испуганно ойкнула:
— Ой, Додик меня убьет!
— За что?
— Он же мне велел молчать про этого мужчину в галстуке! А я вам тут все выболтала!
Поздненько спохватилась! Но вдоволь напереживаться по этому поводу Маша не успела. Да и подруги не успели ей сказать, что никого Додик уже не убьет по причине того, что надежно мертв. Хотели сказать, но не успели. Потому что в комнату ворвался Гена. Вид у него был встрепаный. Сальные волосы встали дыбом. А сам он трясся от волнения.
— Додика убили! — воскликнул он, увидев Машу и стоящих возле нее подруг.
И если для Аси с Ирочкой эта новость не была свежей, то Маша отреагировала бурно.
— Ой, Додька! — разревелась она. — Как же это? Кто его убил?
— Ничего не знаю. На улице нашли! Сейчас брату его дозвонился. Он мне и сказал.
— А он откуда знает?
— Ему из милиции сегодня звонили.
— Почему ему?
— А кому еще? Раз он ближайший и единственный родственник, то ему и с похоронами разбираться.
И Гена помчался на кухню, чтобы сообщить ужасную новость остальной съемочной труппе. Маша заторопилась за ним. Ася с Ирочкой задержались еще немного, надеясь узнать что-нибудь еще, но все мысли киношников были заняты страшной новостью. Все ахали, охали, кто-то шмыгал носом, кто-то ругался. Но главный вопрос, который стоял в глазах у всех, был один и тот же: «Кто нам теперь будет платить?!»
Вот чего боялись все. И не погибшего Додика им было жалко. Они переживали по поводу своих заработков, которым теперь мог прийти конец. Не стало Додика, не стало рынка сбыта продукции. Что же, по крайней мере было ясно: никто из съемочной группы убить Додика и не помышлял. Напротив, эти люди готовы были молиться за его здоровье, кабы помнили хоть одну молитву.
— Идите, девочки, свободны, — печально сказал Гена подругам. — Кина больше не будет!
Маша ушла вместе с ними. И выглядела тоже печальной.
— Вот так, — сказала она. — Тяжела жизнь актера. Поняли теперь, как легко остаться без куска хлеба?
— И куда ты теперь пойдешь?
— Не знаю. Кое-что я на «черный» день припрятала. Но этих денег надолго не хватит. Наверное, снова на трассу вернусь.
— Зачем?! — ужаснулась Ася. — Иди работать!
— И куда? Кто меня такую возьмет? Ни опыта работы у меня нету, ни образования. Одна мне дорога — на панель!
Нет! Не могли девушки допустить такое безобразие. Чтобы на их глазах эта, в общем-то, невредная девица снова вернулась к своему непотребному занятию? Ни за что!