Свадебный подарок, или На черный день
Шрифт:
Неожиданно Феликс поднялся.
— Пожалуй, схожу за ней.
— Не поздно? — Виктор спохватился, что скоро комендантский час. Здесь, в этой такой знакомой кухне, он забыл о времени.
— Ничего, я проходными дворами. Она живет близко, через три дома от нас. — У порога он остановился. — Хочешь побриться?
— Да, да, конечно! — Он не только хочет, ему обязательно надо побриться. Если эта Стефа видела его когда-то с Алиной, она не должна заметить никаких перемен.
— Бритва в ванной,
— Спасибо, найду.
Он вернулся в ванную. На табуретке лежат его грязные и мятые брюки. Рубашка. В таком виде он сюда пришел. А Стефа не должна его видеть таким, заросшим.
Он развел мыло, макнул кисточку. В зеркале по-прежнему отражался незнакомец, похожий на него. Только когда из-под щетины стало появляться лицо, он начал узнавать себя. Оказывается, он сильно похудел. Но это для Алининой подруги не имеет значения.
Когда он побрился и вернулся в кухню, Мария обрадовалась его виду:
— Все-таки без бороды привычнее!
Он и сам после ванны и бритья почувствовал себя другим. Словно к нему вернулось что-то прежнее. Вдруг он вздрогнул — звонят!
— Не пугайся, это Феликс. Вечно забывает взять ключи. — Мария пошла открывать.
— Так у тебя еще нет схваток? — Голос звонкий, веселого человека. — Феликс меня так торопил, что я думала — под окном уже стоит извозчик и надо помочь отвезти тебя в больницу.
— Как видишь, еще не надо.
— Даже нос напудрить не дал. — Она появилась на пороге — улыбающаяся, веселая. — О! У вас, оказывается, гость!
— Вы разве не знакомы? — спросила Мария. — Это Виктор Зив, муж Алины.
Стефа, кажется, вздрогнула.
— Что с нею?
— Ничего. Пока ничего…
— Слава богу! Я ее часто вспоминаю. — И добавила зачем-то игриво: — Правда, говорят, что молодость начинаешь вспоминать на пороге старости.
Надо было бы возразить, что к ней это не относится, но он еле выдавил из себя:
— Юность всегда приятно вспоминать.
— Ты ведь и родителей Алины знаешь, — опять пришла на помощь Мария.
— Как же! Ее мать решала за меня задачки по алгебре.
— А теперь? — спросил Феликс.
— Что теперь?
— Самостоятельно решаешь задачи?
Стефа недоуменно посмотрела на него. На Марию.
— При чем тут?..
— Алгебра, конечно, ни при чем. Я имею в виду другие задачи.
Стефа все так же непонимающе смотрела на него, и он пояснил:
— Те, которые ставит жизнь, особенно сегодняшняя жизнь.
Стефу эта загадочность только напугала. С лица исчезла улыбка.
— Вы же знаете, что я за Зигмасом была, как за каменной стеной. Теперь, когда его нет, я это особенно чувствую.
— Пасынок донимает?
— Совсем обнаглел. Уже требует не половину доходов от дома, а три четверти,
— Кто у них родился?
— Мальчик. Как пасынок заявил: «Вы, наверно, самая молодая бабушка на свете. Ничего, что не родной, все равно внук». Наверно, вырастет таким же вымогателем, как его отец. Тот еще при жизни Зигмаса требовал наследство. Теперь подавай ему три четверти доходов от дома.
Мария с Феликсом ее слушали, и Виктору стало казаться, что они забыли о нем. Переживания Стефы им проще разделить…
Нет, Мария не только сочувствует. Она явно озабочена.
— Не стоит с ним ссориться. По крайней мере, пока тут хозяйничают эти «хайльгитлеры». Он, кажется, с ними в хороших отношениях.
— А кто ссорится? Я даже предложила ему переписать половину дома на него, пусть подавится. Не хочет. Смеется, змей. «А если вернутся Советы, опять национализируют дом, объявят буржуем и вывезут в Сибирь? Пусть уж лучше тебя вывозят. Ведь тебе папочка оставил дом, ты и считайся его владелицей. Только вот денежками, которые получаешь от жильцов, поделись. По-родственному, конечно».
— И все-таки не ссорься с ним, — повторила Мария. — Но я… мы… хотели тебя попросить…
— Дело в том, — Феликс, видно, решил объяснить прямо, — что Алине с ребенком некуда деваться. Из гетто вырвались, но сидят в каком-то насквозь промерзшем подвале. Считай, почти на улице.
Стефа вздохнула.
— Мы бы не стали тебя беспокоить, — снова заговорила Мария. — Но у нас, сама знаешь, живет немецкий офицер. И в квартире напротив живет.
Стефа испуганно смотрела на них.
— Ко мне ведь тоже могут вселить. Или к кому-нибудь из моих жильцов.
Феликс пожал плечами.
— Вряд ли, если до сих пор не вселили. Зачем стеснять господ, живущих в таком респектабельном доме? С ними надо, по крайней мере, до поры до времени, заигрывать.
— Да и… некуда.
— Можно в самую маленькую комнатку, — решился встрять Виктор. — Даже в каморку. Только замаскировать вход шкафом.
Стефа молчала. А Мария то загибала край клеенки на столе, то распрямляла его.
— С едой мы, конечно, поможем.
— Не в еде дело. Запрещено ведь. И если кто-нибудь, даже прислуга, донесет…
— Вероника?! Она не только не донесет…
Стефа прервала ее:
— Я Веронику уволила. Поверила, дуреха, какому-то сердцееду, что женится. — Она умолкла, явно ожидая сочувствия. Не дождавшись, принялась оправдываться: — Не могу же я устраивать в своем доме приют для обманутых девиц. Да и какая из прислуги с ребенком работница? Я уже наняла другую. Старую деву, по крайней мере, на свидания бегать не будет.
Мария по-прежнему загибала и распрямляла край клеенки. Феликс о чем-то думал.