Сверчок
Шрифт:
«В Кишинёве П. проводил время в обществе М. Ф. Орлова, неск. раз общался с П. И. Пестелем, установил приятельские отношения с В. Ф. Раевским, а также с И. П. Липранди (который станет прототипом Сильвио в повести «Выстрел», 1830);
И в итоге был принят в масонскую ложу «Овидий», история которой до сих пор в полной мере не прояснена: в частности, остаётся неизвестным, почему П. утверждал, что именно из-за деятельности «Овидия» в России «уничтожили все ложи».
П. не был деятельным масоном: его единственное произведение, с уверенностью атрибутируемое как масонское, – послание
Тут я опять прерву биографию чтобы сказать, что в ней не раскрыты тайные страницы жизни А. Пушкина как российского масона!
А ведь никто А. Пушкина до конца его жизни из числа масонов не отчислял!
А ведь сам он при поступлении в 1831 г. на государственную службу давал письменную клятву, что мол не состоит и не будет состоять ни в каких тайных обществах!
И как члены масонской ложи «Овидий» того пусть и косвенным образом, но был причастен к организации «восстанию декабристов в декабре 1825 года!
И это было второе нарушением А. Пушкиным Законов Российской империи
Так, что нам с вами уважаемый читатель, далее придется отдельно разобраться и с этими тайными страницами биографии А. Пушкина.
Но пока для вашего «погружения в тему» я продолжу цитирование биографии А. Пушкина далее:
«На юге П. увлёкся творчеством Дж. Байрона; отчасти в подражание ему были созданы поэмы «Кавказский пленник» (1820–21, опубл. в 1822), которая имела большой успех, «Бахчисарайский фонтан» (1821–23, опубл. в 1824) и «Цыганы» (1824, отд. изд. – 1827) – с их «местным колоритом», лаконизмом повествования, отступлениями, намёками, умолчаниями и страстями.
Герои этих поэм не верили в достижимость счастья, не умели и не хотели примириться с несовершенством мира, не понимали своего предназначения, искали и не находили свободы. «Байронизмом» отмечены некоторые лирич. стихотворения П. («Погасло дневное светило…», 1820, «К морю», 1824) и в меньшей степени «роман в стихах» «Евгений Онегин», который он начал писать в 1823.
Почти одновременно с работой над поэмой «Бахчисарайский фонтан», в которой тема христианства представлена как высокая и значительная, в 1821 создан обширный цикл кощунственных произведений: «<В. Л. Давыдову>» (опубл. в 1884), «Христос воскрес, моя Ревекка!..», «Гавриилиада» (оба опубл. в 1861).
Любовная лирика южного периода сочетала демонстрацию интимности пылких чувств с умолчаниями и недосказанностями, граничившими с мистификацией: до сих пор в популярной лит-ре обсуждается миф о «потаённой любви» П. и кандидатуры на роль его гл. героини (как правило, называются имена Е. К. Воронцовой, М. Н. Раевской, А. Ризнич или К. Собаньской).
В духовной биографии П. 1823 стал переломным: поэт разочаровался в идеологии и практике революц. конспирации, открывшихся ему не столько героикой подвига и самопожертвования, сколько претенциозным пустословием и борьбой за лидерство.
О заведомой неадекватности либеральных иллюзий совр. историч. реальности – стих. «Свободы сеятель пустынный…» (1823, опубл. в 1856). В 1824 в послании «К морю» революц. «просвещенье» и тирания предстанут как две равно неприемлемые возможности.
Со своей стороны, декабристы с самого начала знакомства с П. ценили его лит. дарование, но не доверяли ему как человеку, полагая его слишком легкомысленным и беспечным.
При этом отношение П. к бывшим лицеистам, участвовавшим в событиях 14(26).12.1825, И. И. Пущину и В. К. Кюхельбекеру, оставалось неизменно дружеским («И. И. Пущину», 1826, опубл. в 1841; «19 октября <1827>», опубл. в 1830; и др.).
Летом 1823 П. переведён в Одессу в распоряжение ген.-губернатора М. С. Воронцова, который вскоре стал тяготиться присутствием П., демонстративно пренебрегавшего служебными обязанностями, острого на язык и склонного к эпатажу; обычно предполагается, что свою роль сыграло увлечение П. его женой – Е. К. Воронцовой [ей посвящены стихотворения «Сожжённое письмо» (1825, опубл. в 1826) и «Храни меня, мой талисман…» (1825, опубл. в 1916)].
Письма П. перлюстрировались; в одном из них говорилось о его интересе к «чистому афеизму» (в смысле «атеизму».-автор). «
Так случился второй большой скандал в жизни А. Пушкина который коренным образом изменил его судьбу!
И автор современной биографии так описывает эти события:
«Власти признали служебную карьеру П. завершённой, и летом 1824 он был сослан в родовое имение Ганнибалов-Пушкиных с. Михайловское Псковской губ. под надзор местных властей (полицейский надзор над П. не был снят до конца жизни).
Досуг П. заполнили чтение Библии, произведений У. Шекспира и И. В. Гёте, изучение рус. истории и фольклора.
В центре его лит. размышлений – проблема романтизма, что во многом объясняется полемикой вокруг «Бахчисарайского фонтана»: поэма была опубликована с обширным предисловием П. А. Вяземского, описавшего рус. лит. ситуацию в категориях борьбы романтизма и классицизма и безоговорочно принявшего сторону первого.
В отличие от Вяземского, П. полагал, что «русского классицизма» не существует.
В наброске ст. «О поэзии классической и романтической» (1825, опубл. частично в 1855) он рассматривал классицизм и романтизм как категории, обобщающие историю лит. жанров, связывая с классицизмом формы, известные античной лит-ре, и относя к романтизму те, «которые не были известны древним» или претерпели изменения.
Полагая, что истинный классицизм в России – дело будущего, П. со 2-й пол. 1820-х гг. всё чаще обращался к античным формам, одновременно пытаясь воскресить поэтику торжеств. оды и эпич. поэмы [мотивы и стилистика этих жанров нашли отражение в эпилоге «Кавказского пленника», позднее – в поэмах «Полтава» (1828, опубл. в 1829), «Медный всадник» (1833, опубл. в 1837, посм.)].
Нараставший интерес к классицизму не означал разрыва с романтизмом: трагедия «Борис Годунов» (1824–25, окончат. ред. 1830, опубл. в 1831) мыслилась П. как романтическая, поскольку представляла собой результат глубокого переосмысления формы классицистич. трагедии (демонстративное нарушение требований единства времени и места, чередование стихотв. фрагментов с прозаическими, допущение просторечий и т. д.).