Свергнуть всякое иго. Повесть о Джоне Лилберне
Шрифт:
«Я не могу себе представить, каким образом вы решаетесь предпочесть пьяниц, ругателей и порочных людей такому человеку, который боится клятвы, боится греха. Уволить столь верного и способного к службе офицера только за то, что он анабаптист! Да уверены ли вы в этом? А если это и так, что мешает ему с пользой служить обществу? Я думаю, сэр, что государство, выбирая людей к себе на службу, не должно обращать внимания на их религиозные воззрения; если они охотно и преданно служат ему, то и довольно. Я уже и прежде советовал вам быть терпимее к мнениям; берегитесь дурно обращаться с людьми, которые провинились только в том, что не разделяют ваших религиозных убеждений».
Из
«Граф Эссекс, начав военные действия, попытался осадить Оксфорд; но король с небольшим отрядом конницы ускользнул из города и присоединился к своим главным силам. Тем временем на севере сэр Томас Ферфакс, одержав победу над ирландской армией, призванной королем на подмогу, соединился с шотландцами; и граф Манчестер, собрав силы в ассоциации восточных графств и имея Кромвеля в качестве генерал-лейтенанта, вступил в Линкольн, а оттуда — в Йоркшир; и когда все три армии соединились, они осадили кавалеров в Йорке. Чтобы снять осаду, принц Руперт прибыл с юга с большой армией, осажденные тоже вышли из города, и на большой равнине, именуемой Марстон-Мур, завязалось кровопролитное сражение».
Люси Хатчинсон. «Воспоминания»
«Это была самая крупная битва за всю гражданскую войну: никогда еще столь могучие по численности и силе армии не сходились друг с другом — каждая насчитывала более двадцати тысяч человек. Победа поначалу, казалось, уже была в руках роялистов, ибо их левый фланг смял и обратил в бегство правый фланг парламентской армии. Однако это поражение было уравновешено на другом крыле, где Кромвель атаковал с такой силой и яростью, что прорвал лучшие полки роялистов под командованием самого Руперта и обратил их в бегство; затем вместе с шотландцами Дэвида Лесли повернул свою конницу и бросился на выручку теснимым друзьям, и только тогда остановили они своих коней, когда добились полной победы. Вся артиллерия принца Руперта, все обозы и снаряжение попали в руки парламентской армии. Через несколько дней сдался город Йорк.
Однако в это же время граф Эссекс, теснимый в западных графствах армией короля, оказался в весьма опасном положении».
Мэй. «История Долгого парламента»
Июль, 1644
Тикхилл-кастл, Линкольншир
Жара поднималась волнами от цветущих лугов за ручьем и медленно переваливалась через заросли прибрежного ивняка. Крылья мельницы слабо вращались под ее напором. Время от времени раздавался чмокающий звук — очередная пуля впивалась в сухое дерево, — и сразу вслед за ним со стороны замка приплывал тугой хлопок выстрела. Лилберн сидел, скинув мундир, и, опершись спиной о сруб, писал донесение:
«Досточтимому генерал-лейтенанту Кромвелю. Сэр! Согласно вашему приказу я с четырьмя эскадронами обложил замок Тикхилл. В окрестностях захвачено восемь пленных, несколько лошадей, на мельнице — запасы муки. Чтобы удержать гарнизон замка от вылазок и других враждебных действий, мне понадобятся в самом ближайшем времени еще два бочонка пороха, двести фунтов пуль, три ящика фитилей…»
Он поднял голову от листа, огляделся. Его драгуны под прикрытием мельницы носили мешки с мукой за ручей. Дым нескольких костров поднимался оттуда — видимо, солдаты уже занялись завтраком. Недавно они научились у шотландцев печь лепешки на раскаленных камнях и теперь часто пользовались этим немудреным способом. Если бы Лилберн попытался перечислить все, чего им недоставало, от седел и сапог до пуговиц и бинтов, его донесение растянулось бы на несколько страниц. Раны зарубцовывались на них сами собой, но, чтобы починить мундир, нужны были хотя бы нитки. Трудно было представить себе, что эти оборванцы три недели назад разбили лучшие полки Руперта и получили от него прозвище «железнобоких». Даже Дэвид Лесли сказал, что подобных солдат нет сейчас во всей Европе, а уж он-то провоевал на континенте не один год. И вот с такими-то солдатами они болтаются здесь на севере день за днем без настоящего дела, вместо того чтобы спешить на выручку Эссексу в Корнуолл, или обрушиться на Оксфорд, или искать главные силы короля, чтобы вынудить его к решительному сражению.
Из-за угла появился Сексби с мушкетом в руке. Капли пота текли по его щекам, но выражение лица оставалось таким же замороженно-неподвижным, как обычно.
— Мистер Лилберн, длинноволосые хотят говорить с кем-нибудь из главных.
— Чего им надо? — Лилберн отложил донесение и потянулся к мундиру.
— Разве их поймешь. Может, хитрят. А может, правда хотят вступить в переговоры.
Они прошли к линии постов, наспех расставленных вчера вокруг замка. Солдаты постарше уже вырыли себе вполне приличные окопчики, молодежь беспечно довольствовалась кустами бузины и шиповника, росшими по склону. У некоторых на мундирах и шляпах до сих пор красовались цветные лоскутки — обрывки королевских знамен, захваченных под Марстон-Муром. На крепостной стене над воротами отчетливо была видна фигура человека, державшего белый платок в откинутой руке.
Лилберн дал знак трубачу.
Тонкий и острый звук сигнала заставил его сморщиться, он махнул рукой — довольно! — и вышел на открытое пространство. Сексби шел за ним, подняв над головой мушкет с привязанным клочком бумаги, и бормотал в спину:
— Сэр, прошу вас, говорите с ними, прогуливаясь. Собирайте землянику, например. Нет ничего труднее, чем целиться в человека, собирающего землянику, уж поверьте бывалому стрелку.
Они остановились, не дойдя до ворот ярдов сорок. Несколько голов появилось над зубцами стены. Человек с белым платком уступил место офицеру в зеленом камзоле с прорезными рукавами; тот перегнулся вниз, всматриваясь в подошедших, положил на парапет забинтованную руку.
— Сэр? Я комендант замка. С кем имею честь?
— Подполковник Лилберн, к вашим услугам.
— Ужасная жара, сэр, не так ли? Самая худшая погода для войны. Может, будет разумнее, если вы зайдете к нам распить бутылочку-другую и потолковать о том, о сем.
— Честно сказать, я уже погостил у ваших друзей в Оксфорде целый год и сыт этим по горло.
— Словом джентльмена обещаю вам полнейшую безопасность. В нашем положении было бы чистым безумием расставлять кому-то ловушки.
— Сэр, вся Англия вот уже несколько лет охвачена чистым безумием.
— Может, тогда вы разрешите моим офицерам прогуляться в деревенский погребок? Многие из них просто умирают от жажды. Одно дело воевать, другое — вариться заживо в каменном котле.
Лилберн с недоумением вглядывался в коменданта, пытаясь в то же время незаметно прикрыть рукой дыру на левой подмышке.
— Что ты об этом думаешь? — спросил он у Сексби краем губ.
— Похоже, настроение у них не драчливое. Медленная смерть от голода и скуки в этой мышеловке их, видать, не устраивает.
— Сэр! — крикнул Лилберн. — Я не имею полномочий для переговоров с вами. Но если вы изъявляете готовность к ним, я могу снестись с командующим.
Комендант на минуту замялся, видимо, не решаясь говорить столь открыто при подчиненных, но, не видя другого выхода, развел руками и поклонился:
— Разумный, спокойный разговор никому из нас повредить не может.
Вернувшись за мельницу, Лилберн взялся было за чистый лист бумаги, но потом передумал — потребовал коня. Он уже из горького опыта знал, что подобные дела бумажным ударам не поддаются. Ревнивая подозрительность, разгоравшаяся все пуще между парламентскими генералами, приводила к тому, что порой с собственным штабом договориться было труднее, чем с неприятелем.