Сверхновая американская фантастика, 1995 № 01
Шрифт:
В конце я согласился ответить на вопросы, но большинство репортеров уже рвалось к ближайшему телескрину, поэтому последняя часть программы завершилась очень быстро. Через два часа наша новость была на первой полосе всех газет в мире.
Честно говоря, на меня все это нагнало жуткую скуку. Вместо того чтобы взяться впятером за изучение новых удивительных миров, нам приходилось убивать время на журналистов. Впрочем, как мы решили сообща, это был лучший способ защитить себя. Если бы с нами что-то произошло, мир тотчас бы по-настоящему встревожился. Поэтому для паразитов было важнее дискредитировать нас — пусть все идет как обычно месяц-другой, может даже год, пока все не решат, что мы их надули, и не оставят нас в покое. Таким образом, своим заявлением мы купили время — в этом
Впрочем, это вполне закономерно. Мы же не хотели тратить на них время. Представьте себе книголюба, только что получившего посылку с книгой, которую он искал всю жизнь, и стоило ему начать распечатывать пакет, как вдруг заявляется какой-то докучливый тип и заводит многочасовую беседу… Вполне вероятно, что паразиты представляют из себя величайшую угрозу миру, но для нас они были омерзительно скучны.
Люди привыкают к рамкам своей умственной деятельности, как привыкли наши предки 300 лет назад к неудобствам путешествия. Каково было бы Моцарту после недельной изматывающей дороги узнать, что в XXI веке люди будут тратить лишь четверть часа на то же самое расстояние. Вот и мы чувствовали себя, словно Моцарт, перескочивший в XXI век. Те путешествия в сознание, которые нам давались поначалу так трудно и болезненно, теперь могли быть проделаны в считанные минуты. Наконец, мы до конца поняли смысл высказывания Тейяра де Шардена о том, что человек стоит на грани новой фазы эволюции — мы-то уже вступили в эту фазу. Сознание представлялось какой-то девственной страной, наподобие земли обетованной у сынов Израиля. Осталось только заселить эту землю… и, разумеется, прогнать тех, кто ее сейчас оккупировал. Поэтому, несмотря на все тревоги и проблемы, в эти дни мы пребывали в состоянии безмятежного счастья.
У нас были две главные цели. Во-первых, найти новых «адептов», кто бы помог в предстоящей битве. А во-вторых, найти способ превратить эту битву в наступление. До сих пор мы не могли опуститься на те глубины сознания, где обитали паразиты. Однако моя ночная схватка с ними показала, что можно обратиться за помощью к силам из более глубоких источников. Интересно, сможем ли мы приблизиться к ним вплотную и перенести битву в стан противника?
Я не слишком внимательно следил за мировой прессой. Неудивительно, что многие газеты отзывались о нас злобно и скептически. Венская «Уорлд Фри Пресс» открыто призывала посадить нас всех под арест до выяснения обстоятельств массового самоубийства ученых. Лондонская «Дейли Экспресс» напротив советовала отдать нас под защиту Военного Департамента ООН и обеспечить всеми средствами борьбы с паразитами, какие мы сочтем эффективными.
Однако одна статья нас обеспокоила всерьез. Ее опубликовал в «Берлинер Тагблат» Феликс Хэзард. Он вовсе был не склонен поднимать нас на смех, как мы ожидали, и во многом соглашался с «признанием» Рибо. Он даже вроде бы сам признавал, что миру грозит опасность со стороны этого нового врага. Но если этот враг способен «захватывать» человеческий рассудок, писал Хэзард, то где гарантия, что мы не стали рабами паразитов? Да, мы сделали заявление об их существовании, но это же ничего не доказывает. После признания Рибо мы просто были вынуждены сделать это заявление для самосохранения, чтобы избежать уголовного расследования… Тон статьи был не слишком серьезным, чувствовалось, что Хэзард слегка подтрунивает, однако нас это не веселило. Вне всякого сомнения, Хэзард — агент паразитов.
Среди прочих проблем оставалась еще одна. Репортерам по-прежнему не разрешалось посещать территорию Черной Горы, но они без труда могли получить информацию от рабочих и солдат, находившихся там. Это необходимо предотвратить. И мы с Райхом предложили группе репортеров съездить на объект, даже согласились на присутствие телевизионщиков с их аппаратурой. Однако до нашего приезда позаботились о соблюдении правил безопасности: не подпускать ни одного журналиста и близко к раскопкам.
В десять вечера нас ожидали 50 репортеров на двух транспортных вертолетах. На этих неуклюжих машинах мы добирались целый час до Каратепа. Вся территория раскопок была освещена прожекторами. За десять минут до нашей высадки на земле уже устанавливали переносные телекамеры.
Мы старались сделать наш план полностью «fullproof» [2] . Журналистов планировалось доставить к месту, где находилась плита Абхота, почти поднятая на поверхность — там мы создадим при помощи ПК-энергии атмосферу подавленности и опасности. Потом выберем среди гостей наиболее нервных и восприимчивых и внушим им чувство паники. Вот почему мы не стали упоминать в интервью о наших ПК-возможностях. Они еще пригодятся, чтобы подложить свинью паразитам.
Однако о них-то мы и забыли. Перед самым приземлением я заметил, что во втором вертолете журналисты, кажется, запели. Странно. Может, здорово напились? Мы впятером сидели в другом вертолете и сразу после посадки почувствовали присутствие паразитов, но на этот раз они сменили тактику: вместо того чтобы высасывать энергию из жертв, они отдавали ее. Многие из прилетевших с нами были заядлыми пьяницами и, как большинство репортеров, интеллектом не блистали. Поэтому «подаренная» ментальная энергия вызвала у них эффект опьянения. Как только репортеры из нашего вертолета присоединились к «опьяневшим», они сразу прониклись духом попойки. Я услышал краем уха слова одного телекомментатора:
2
foolproof — «защищен от дураков» — технический термин для надежной аппаратуры.
— Что-то эти ребята не слишком беспокоятся о паразитах. Похоже, они приняли все за розыгрыш.
Я сказал ответственному за программу, что у нас возможна небольшая задержка и поманил всех наших в домик старшины землекопов. Мы заперлись в нем и сосредоточились над тем, как выйти из возникшей ситуации. Нам легко удалось установить цепь между друг другом, теперь можно просмотреть, что творится в мозгах репортеров. Вначале ничего не было ясно — у нас ведь и опыта с такими случаями еще не было. Затем мы нащупали одного журналиста, у которого длина волны была сходной с Рибо. Мы поглубже залезли в его мозг. Вообще насчитывается около дюжины центров удовольствия — большинство связаны с сексом, эмоциями и социальным поведением. Есть также центр интеллектуального удовольствия и высокоинтеллектуальный центр, связанный с энергией самоконтроля и самообуздания. Выделяются также пять центров, которые у людей почти не развиты, они связаны с теми энергиями, что мы называем поэтическими, религиозными или мистическими.
Паразиты подпитывали в основном энергию эмоциональных и социальных центров этих людей, а довершило их работу то, что журналистов было 50 человек: сработал эффект «толпы» и подстегнул их удовольствие.
Мы сосредоточились на только что обследованном журналисте его перевозбужденные центры удалось без труда подавить, самого ввергли в депрессию, однако, стоило нам ослабить давление, все вернулось в прежнее состояние.
После этого попробовали в лоб атаковать паразитов: не вышло. Они находились вне пределов нашего влияния и, похоже, предпочитали оставаться там. Видимо, энергия, которую мы выплеснули в их сторону, была потрачена зря — эти твари просто дразнили нас.
Положение обострилось. Чтобы держать ситуацию под контролем, мы перешли только на ПК-энергию — придется работать вблизи журналистов.
Кто — то забарабанил в дверь:
— Эй, вы долго нас собираетесь тут мариновать?
Пришлось выйти и сказать, что мы готовы.
Я пошел впереди вместе с Райхом. За нами потянулись репортеры, хихикая на ходу, а на фоне всего этого постоянно слышался голос телекомментатора. Братья Грау и Флейшман, замыкавшие наше шествие, особенно взялись за телевизионщика, который несколько встревоженно болтал:
— Ну, вот, все выглядит вполне спокойно, но что-то я не очень-то этому верю. Сейчас, вечером, здесь ощущается какое-то странное напряжение…
Тут все репортеры расхохотались. Мы объединили свою волю, и внушили этим бездельникам чувство незащищенности и безотчетного страха. Смех мгновенно оборвался. Я громко сказал:
— Не волнуйтесь. На такой глубине воздух не слишком чистый, но не ядовитый.
Туннель был высотой 7 футов, и упирался он в спуск под углом 20 градусов. Через сотню ярдов мы подошли к поезду вагонеток. На нем мы катились миль десять, из-за стука колес ничего не было слышно. Теперь уже не было нужды нагонять страху на наших гостей.