Сверхновая американская фантастика, 1995 № 3
Шрифт:
— Что-то живет в окрестных холмах, — сказал мэр.
Гэдриан забыл имя мэра сразу же, стоило тому сказать его вслух. Он был очарован крошечными размерами глаз своего собеседника, и тем, как близко друг к другу они были посажены. У свиней очень похожие глаза, хотя такое сравнение, упрекнул он себя, было бы оскорбительным для последних.
— Что-то опасное, — добавил мэр.
Двое других кивнули, и шериф уточнил:
— Чудовище.
Гэдриан вздохнул. Среди окрестных холмов всегда что-то жило, там всегда водились чудовища. Гэдриан лучше многих знал, как их распознать, но на деле почти никогда никаких чудовищ там не обнаруживал.
— И вы хотите, чтобы я вас от него избавил? — спросил он.
Совет города выглядел обнадеженно. Гэдриан невозмутимо изучал лица посетителей, долгое время не произнося ни слова.
Он слишком хорошо знал их породу. Такие любили притворяться, будто весь мир следует их правилам, будто дикая природа за пределами их деревень и городов может быть укрощена, подчинена такому же безупречному порядку, как полки с товарами в их лавках или книги в их библиотеках. Но они также хорошо знали — дикая природа, крадучись, возвращается за аккуратный фасад их порядка и цокает когтями по мостовым. Она проникает тайком на их улицы, в их сновидения и даже может пустить побеги в их душах, если не успеть ее вовремя искоренить.
Поэтому им приходится обращаться к таким, как он, к тем, кто странствует по границе между миром, который они знают и в сохранении которого отчаянно нуждаются, и миром настоящим, который был и пребудет вокруг кучки их каменных строений, миром, отбрасывающим длинные тени страха на их улицы, стоит только луне скрыться за облаками и на мгновенье дрогнуть свету уличных фонарей.
Его всегда узнавали, под бы каким видом он ни появлялся среди них. Эти трое исподтишка разглядывали тыльную сторону его рук, ямку между ключицами, видневшуюся из-под расстегнутого воротника. Они искали подтверждения того, что им подсказывала интуиция.
— У вас, конечно, есть золото? — спросил он.
Словно по волшебству из внутреннего кармана жилетки мэра появился туго набитый мешочек. Опущенный на деревянную поверхность стола, он издал многообещающий звук. Подняв руку, Гэдриан потянулся вперед, но только для того, чтобы ухватиться за ручку кувшина с элем и поднести его к губам. Допил неспешным глотком, затем поставил пустой кувшин на стол рядом с кошельком.
— Я рассмотрю ваше любезное предложение, — сказал он.
Он поднялся с места и покинул их, так и не дотронувшись до кошелька. Когда хозяин заведения было попытался загородить ему дорогу, Гэдриан, не оборачиваясь, махнул большим пальцем через плечо, туда где повернувшись лицом к двери, чтобы наблюдать за его отбытием, сидела троица.
— Если я не ошибаюсь, наш добрый лорд-мэр заплатит за сегодняшний вечер, — сказал он хозяину, перешагивая через порог в ночь.
На улице, он остановился, чтобы прислушаться. Издалека, с востока, из-за холмов донесся лай диких собак, — леденящий душу звук.
Он кивнул себе, и губы его сложились в подобие улыбки, хотя в этой гримасе не было радости. Горожане кидали на него беспокойные взгляды, пока он покидал город, направляясь в холмы, что вздымались и опускались накатом верескового океана, простираясь к западу дня на три пути, если ехать верхом.
— Что… что ты собираешься сделать со мной? — вымолвила наконец Тетчи, не в силах вынести затянувшееся молчание татуированного. Его тусклые глаза, казалось, глядели с издевкой, тем не менее, когда он заговорил, голос его звучал уважительно.
— Я собираюсь спасти твою несчастную душу.
Тетчи моргнула в замешательстве:
— Но я… я не…
— Не хочешь быть спасенной?
— …не понимаю, — только и вымолвила Тетчи.
— Ты слышишь их? — спросил татуированный, еще больше сбивая ее с толку. — Псы, — добавил он.
Она неуверенно кивнула.
— Скажи одно только слово, и я дам им сил сорвать двери и ставни с домов города в долине. Их когти и клыки станут орудием мести, которой ты жаждешь.
Испуганно Тетчи отшатнулась от него.
— Но я не хочу никому зла, — сказала она.
— После всего того, что они тебе сделали?
— Мама говорила, что они не умеют иначе.
Взгляд татуированного стал суровым:
— И поэтому ты считаешь, что подобает просто… простить их?
Слишком много мыслей вызвали у Тетчи головную боль.
— Я не знаю, — сказала она, в ее голосе слышалось отчаяние.
Гнев человека с татуировками мгновенно исчез, будто его, горевшего раскаленным огнем в глазах, и не было никогда.
— Так чего же ты хочешь? — спросил он.
Тетчи робко посмотрела на него. Из того как он задал вопрос, стало ясно, что он уже знает ответ. Будто именно к этому моменту он все это время подводил разговор.
Сомнения одолевали ее, молчание затянулось. Вой собак она слышала сейчас ближе чем когда-либо, жуткие голоса звучали тоньше и пронзительнее, будто детский плач. Взор татуированного сверлил душу. Тетчи подняла дрожащую руку, указывая на каменную глыбу.
— Ах, это, — сказал татуированный.
Он безотрадно улыбнулся.
— Тебе придется заплатить.
— У… у меня нет денег.
— Разве я просил денег? Сказал ли я хотя бы слово о деньгах?
— Ты… ты сказал — придется платить…
Татуированный кивнул:
— Платить, да, но монетой дороже золота и серебра.
«Что может быть дороже?» — удивилась Тетчи.
— Я говорю о крови, — сказал татуированный, прежде, чем она успела задать свой вопрос. — Твоей крови.
Рука его рванулась и схватила ее прежде, чем она успела кинуться прочь.
«Кровь», — думала Тетчи. Она проклинала ту кровь, которая сделала ее такой медлительной.
— Не пугайся, — сказал татуированный. — Я не причиню тебе вреда. Всего лишь булавочный укол — одна капля, быть может три, и не для меня. Для камня. Призвать его обратно.
Хватка пальцев на ее руке ослабла, и Тетчи торопливо отступила на шаг. Она металась взглядом от него к каменной глыбе и обратно, туда — сюда, пока голова не закружилась.
— Кровь смертного — самая драгоценная кровь на земле, — сказал ей татуированный.