СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова
Шрифт:
Игольников не случайно не стал цитировать соответствующие статьи перечисленных им нормативных актов, поскольку ему приходилось создавать видимость того, что он и его подчиненные действуют в соответствии с законом. Проблема, с которой архивист столкнулся, пытаясь как-то оправдать свое или же продиктованное Шестопалом нежелание ознакамливать меня с картотекой и актом на уничтожение документов, заключалась в том, что ссылаться было решительно не на что. Оставалось сблефовать, надеясь, что меня удовлетворит обилие ссылок на разнообразные правила и законы.
Отчасти своего подполковник Игольников Добился. Я не сразу догадался. Мне не сразу пришло на ум проверить правомочность этих ссылок, и в оперативно-тактическим плане он, безусловно, выиграл время. Тем не менее, когда я все же изучил статью 8 Федерального закона № 149 «Об информации, информационных технологиях и защите информации», подлог стал очевиден. Несмотря на то что я прочитал статью 8 несколько раз, мне так и не удалось найти в ней ни одной позиции, дававшей бы архивисту право уклониться от ответов на мои вопросы, связанные, в частности, с уничтожением документов из личного дела (я просил, например, конкретизировать, какие документы на каких из уничтоженных листов содержались). Уместно предположить, что в этом отдавал себе отчет и сам Игольников, который, сославшись на номер статьи, не стал конкретизировать соответствующий из ее пунктов. А между тем статья 8, регламентирующая «Право на доступ к информации», состоит из 9 пунктов, два из которых (четвертый и восьмой) содержат по 5 и 3 подпункта соответственно.
Хотя мне не удалось найти пункта, разрешающего Игольникову скрывать от меня перечень уничтоженных документов, именно в 8-й статье я обнаружил 2 позиции, подтверждающие мою правоту в дискуссии с отделом 5 ЦАМО РФ.
Пункт 2 гласит: «Гражданин (физическое лицо) имеет право на получение от государственных органов, органов местного самоуправления, их должностных лиц в порядке, установленном законодательством Российской Федерации, непосредственно затрагивающей его права и свободы».
Пункт 3 гласит: «Не может быть ограничен доступ к: 1) нормативным правовым актам, затрагивающим права, свободы и обязанности человека и гражданина, а также устанавливающим правовое положение организаций и полномочия государственных органов, органов местного управления; /…/
4) информации, накапливаемой в открытых фондах библиотек, музеев и архивов, а также в государственных, муниципальных и иных информационных системах, созданных или предназначенных для обеспечения граждан (физических лиц) и организаций такой информацией».
Кое-что интересное для подполковника Игольникова содержится и в пункте 5 статьи 8: «Государственные органы и органы местного самоуправления обязаны обеспечить доступ к информации о своей деятельности /…/в соответствии с федеральными законами, законами субъектов Российской Федерации и нормативными правовыми актами органов местного самоуправления. Лицо, желающее получить доступ к такой информации, не обязано обосновывать необходимость ее получения». (Цитируется по тексту, опубликованному издательством «Ось-89», М.: 2006. С. 10–12).
Из процитированных положений видно, что я могу опираться по крайней мере на 3 пункта статьи 8 Федерального закона. В то же время Игольников, первым сославшись на эту статью, не сумел конкретизировать ни один соответствующий пункт ее текста, позволивший бы ему отказывать мне в получении информации.
| Перечень вопросов, заданных подполковнику Игольникову | Перечень вопросов, на которые подполковник Игольников дал ответ |
| № акта на уничтожение документов из дела JNfe 840 268 | Ответ дан не был |
| Перечень уничтоженных в деле № 840 268 листов | Ответ дан не был |
| Наименование документов, содержавшихся на этих уничтоженных листах | Ответ дан не был |
| Причины, по которым были уничтожены эти документы, и критерии их отбора для уничтожения | Применительно к делу № 840 268 конкретный ответ дан не был. Общий ответ, что пункт 3.3.7. «Основных правил работы ведомственных архивов» (М, 1986) полагается позволяет уничтожать дубликаты документов, не может считаться приемлемым, поскольку исследователем было подтверждено, что в числе уничтоженных документов оказались не только дубликаты, а точного перечня уничтоженных листов и документов архивист назвать не смог, что, вероятно, указывает на то, что он сам не представляет, какие документы были уничтожены |
| Имя сотрудника отдела 5.4, отбиравшего документы, подлежащие уничтожению в деле № 840 268 | Ответ дан не был |
| Имя сотрудника отдела 5.4, утверждавшего решение на уничтожение документов в деле № 840 268 | Ответ дан не был |
| № и дату приказа Министерства обороны, Архивной службы Вооруженных сил или ЦАМО РФ, разрешающего уничтожение документов из личных дел среднего начсостава РККА, погибшего в годы Великой Отечественной войны | Назван Перечень Минобороны, согласованный 09.X.1996 г. с Федеральной Архивной службой |
| Ходатайствую перед вами о том, чтобы вы процитировали в своем ответе пункт соответствующего приказа либо нормативного акта, в соответствии с которым сотрудниками отдела 5.4 было уничтожено большое количество документов в деле № 840 268 | Ходатайство удовлетворено |
Как видно из приведенной таблицы, начальник 5-го отдела смог ответить лишь на общие вопросы методического характера, однако никакой конкретики сообщить не смог. В частности, он не назвал № акта, которым было утверждено уничтожение документов из личного дела № 840 268. Это дает основание подозревать, что уничтожение документов не было должным образом задокументировано. Общие же рассуждения о том, что архив имеет право уничтожать дубликаты документов, можно считать беспредметными, поскольку начальник отдела не сумел перечислить номера уничтоженных листов и наименование содержавшихся на них документов. Безусловно, если бы архивисты уничтожили именно и только дубликаты документов, запротоколировав это в акте, Игольникову не составило бы труда предъявить мне выписку из соответствующего акта, чтобы подтвердить законность действий его подчиненных.
Ссылаться на нормативные акты и при этом быть не в состоянии подтвердить собственным делопроизводством, что архивисты именно на них опираются, значит, признаваться в несоответствии собственной практики существующей правовой базе.
РГВА — Неуместное невмешательство
Руководство РГВА стало заложником того, что Государственная архивная служба России, заключая 9 ноября 1994 г. Соглашение с Министерством обороны о сроках и условиях временного хранения и использования архивной документации, не обязало военное ведомство предоставить коллегам из РГВА точные сведения о количестве и характере тех фондов ЦАМО, которые в первую очередь должны будут быть переданы в Российский государственный военный архив.
В результате этого упущения РГВА, даже зная о наличии в ЦАМО профильных для него документов, не мог контролировать, в каких условиях хранятся де-юре принадлежащие ему документы, оставшиеся в Подольске. Отсутствие контроля основывалось на неуместном доверии, которое руководство РГВА авансом выразило своим коллегам, лишь теоретически и то весьма превратно представляя, кто и как распоряжается офицерскими делами предвоенного периода.
Как выяснилось из ответа, подготовленного по моему запросу 24.01.2007 (за исходящим номером 22/с) Людмилой Сахаровой и подписанного директором архива Владимиром Кузеленковым, РГВА «не известно количество личных дел на комначсостав РККА, хранящихся в ЦАМО, но относящихся к профилю РГВА, поскольку в ЦАМО они учитываются в общем составе личных дел без разделения на периоды».
Исследовательский мир узок, поэтому сотрудникам РГВА все же было известно от бывавших в обоих архивах историков, что отдел 5.4 ЦАМО отрицал наличие принадлежащих РГВА дел. По крайней мере, не позднее 2000-го в отделе информационного обеспечения этими сведениями располагали и не скрывали их от историков, интересовавшихся судьбой офицерских дел. К сожалению, эта осведомленность не оказалась тождественна готовности решить возникшую проблему, и по непонятной причине в РГВА, ни воли, ни желания, ни, очевидно, смысла в том, чтобы сделать фонд доступным для исследовательской работы, не нашли.
Сотрудники РГВА объясняют эту инертность тем, что передача фонда была бы сопряжена с требующей большого труда составлением справочного аппарата, так как зачастую на различные коллекции документов существуют лишь сдаточные описи, многие из которых заполнены чуть ли не рукописно и пестрят ремарками, что крайне затрудняет работу с ними.
Более значимая причина, удерживавшая руководство РГВА от того, чтобы форсировать передачу различных предвоенных фондов ЦАМО в Москву, заключалась в том, что получение любого нового фонда означает для архива дополнительное увеличение переписки по справочно-правовым вопросам. Нужно ли ветерану подтвердить прохождение службы или же родственники присылают запрос, чтобы уточнить какие-то генеалогические данные, — отвечать на поступающие ходатайства приходится именно архиву.