Сверхприключения сверхкосмонавта

Медведев Валерий Владимирович

– Всесторонним и посторонним вход воспрещён, - сказал Маслов, обращаясь ко мне.
– Посторонним в том смысле, кто не участвует в спектакле.

– У вас здесь будет генеральная репетиция?
– спросил я Маслова.

– Генеральная, - подтвердил Маслов.

– А знаешь, почему она называется генеральная?
– спросил я у Маслова.

– Почему?
– спросил Маслов.

– Потому, что на этой репетиции буду присутствовать - я, генерал Иванов. Я вообще удивлен, что не получил пригласительного билета на генеральную репетицию. Вам бы

следовало пригласить меня, посоветоваться со мной, получить, в конце концов, моё разрешение.

– Крупноблочная мысль, - сказал Лев Киркинский.

– А что ты от него хочешь?
– удивился Маслов.
– Ведь он сейчас спит, а во сне человек не отвечает за свои слова и поступки.

"Что такое? Что такое? Что такое?
– запрыгало у меня в голове.
– Откуда они знают о сне наяву, и о яви во сне? Идёт утечка информации, но каким образом и откуда?" Я снова попытался пройти силой в актовый зал, не очень идя на обострение, но меня снова не пустили.

– Вы что, хотите, чтобы в воздухе появились неопознанные летающие предметы?
– спросил я.

– Потомок Чингис-Хама, - сказала Лена Марченко.

– Частица нейтрино, - сказал я, - не вступает в реакцию ни с кем и ни с чем на свете.

– Вот тебе за всё пора бы и голову оторвать, - сказал Маслов.

– Есть такие... так называемые, я даже не знаю, как их назвать, ну, одним словом, планарии. Если у планарии оторвать голову, она у неё снова отрастает, - возразил я.

– У планарии отрывать голову не стоит, - сказал Лев Киркинский, - а у тебя стоит.

– Когда вы успеете, я не говорю - сможете, оторвать мне голову, к тому времени она у меня уже будет регенерироваться.

– А неужели и вправду есть такие, планарии, что ли?
– спросила меня на этот раз вполне серьёзно Вера Данилова.
– Я думала, что только у ящериц хвост отрастает.

– Да, есть! Когда оторванная голова будет отрастать, я вам позволю оторвать свою голову, чтобы продемонстрировать.

– Представляю, как это будет ужасно, - сказал Виктор Маслов, две головы Юрия Иванова! Тут от одной-то столько неприятностей а там две!.. Хоть с планеты Земля убегай!..

– Ребята, да пропустите вы его, - сказал Кутырев, - его всё равно не переговоришь.

Я вскинул догрузочный мешок на плечи и...

– А это, - спросил Кутырев, скосив глаза на мой мешок с прессованными опилками, - это у тебя не взорвётся?

– Если мне ваши штучки-мучки понравятся, то не взорвётся...

– Но он же действительно посторонний, - остановил мое продвижение Маслов, - посторонний для нас и для всего нашего дела. Я понимаю, что, если бы он что-то понимал в театре...

– Когда с ним дерёшься, - поддержал Маслова Киркинский, - то от него действительно можно что-то почерпнуть. А тут... Чего он будет нам глаза мозолить!?

– Я, конечно, в ваши дурацкие игры не играю, но я знаю правила всех, даже самых дурацких игр!

– Сказал мистер Икс плюс Игрек минус Зэт...
– съязвила Марченко

– Знаешь, Иванов, - сказал Борис Кутырев, -

хоть мы и считаем тебя всесторонне развитым человеком, но в твоём развитии есть ущерб и предел. Зачем ты лезешь к нам на репетицию, ничего в ней не понимая?

– Ты же в системе Станиславского ни бум-бум, - поддержал Кутырева Лев Киркинский, - а у нас здесь собрались звезды школьной самодеятельности.

– Так, - остановил я Киркинского одновременно волевым жестом и ещё более волевым взглядом.
– Значит, вы звёзды школьной самодеятельности и, как звёзды, вы считаете, что я не знаю теории Станиславского?

– Да, мы в этом убеждены, - заупрямился Киркинский.
– Читал ты умопомрачительного много и знаешь только то, что знаешь и сколько знаешь, но не больше, но о системе Станиславского, я убеждён, ты не имеешь никакого представления.

– Ты, Киркинский, прав только в одном: в том, что я не изучал систему Станиславского, не изучал, но...
– я обвел звёзд школьной самодеятельности телескопическим взглядом и добавил: - Но я её знаю назубок.

Наступила такая, я бы сказал, фокусническая пауза, во время которой со мной случилось что-то удивительное для меня, хотя я и привык ничему не удивляться в себе. Во мне возникло ощущение, что я знаю и прекрасно разбираюсь в системе Станиславского. Это ощущение переросло у меня в уверенность, что я действительно знаю и разбираюсь в системе Станиславского, хотя я и ни разу не брал в руки книгу об этой системе.

Кажется, удалось выжать из моего мозга в смысле КПД ещё часть капэдэшек! Это вам уже не шестью шесть, как сказал дядя Петя, это уже, может быть, все шестью восемь.

То, что произойдёт дальше, дорогие товарищи потомки, я должен сначала объяснить. Сначала для самого себя, а потом и для вас.

Как могло случиться, что я, не изучая систему Станиславского, вдруг прекрасно в ней разбираюсь? Как это получилось? Вычислительная машина может решать любую математическую задачу, начиная с таблицы умножения и кончая самыми невероятными интегралами, так как всякое, даже самое сложное решение есть точная комбинация всевозможных цифр. Вот и мои знания о системе Станиславского родились сами собой из какой-то таинственной таблицы уважения к знаниям, накопленным человеком, таблицы уважения, которой мой мозг, вероятно, владел чисто механически. Ведь любое знание - это тоже точная комбинация точных слов.

– Значит, вы считаете, что я не знаю систему Станиславского? Я обвёл взглядом всё созвездие школьной самодеятельности.

Все смотрели на меня с недоверием, и больше всех сомневался в моих словах Арутюн Акопов - звезда фокусов и самодеятельной манипуляции. Последний фокус, который он показывал вчера в классе перед уроком, он назвал: "Законы физики не уважая". Фокус в общем-то ерундовый. Акопов клал на ладонь линейку, потом переворачивал ладонь к полу, и линейка по законам гравитации падала на пол. Потом он снова поднимал линейку, снова клал её на ладонь и опять переворачивал ладонь к полу, И на этот раз линейка не падала на пол.