Сверхприключения сверхкосмонавта, Медведев Валерий Владимирович

Сверхприключения сверхкосмонавта

на обложку

Медведев Валерий Владимирович

Шрифт:

– Но если Юрий говорит, что это смешно, значит, это смешно, он же получше нас с тобой разбирается в юморе!
– сказала мама.

– Ладно, не спорьте, - утихомирил я моих родителей, - даю вторую пробу: мальчик рассказывает отцу, что учитель им говорил на уроке, что люди все держатся на Земле только благодаря закону тяготения. Отец подтвердил это. Тогда мальчик спросил отца, а как же люди жили до того, как этот закон был открыт?

Отец посмотрел на меня с недоумением.

– М-да... Гены были лишены не только музыкального слуха, но и чувства юмора.

– Какой Гена?
–

спросил отец.

– Один наш общий знакомый, - намекнул я.

– Лично я не знаю никакого Гены, которого знаешь ты!

– А это порядок, что в доме нет ни гитары, ни балалайки, ни пианино?
– спросил я.

– Завтра всё будет, - сказала мама.

– Завтра - не сегодня, - сказал я.
– Может, всё-таки споём, предложил я, - повеселимся, пошутим?

– Только этого не хватало!
– возмутился отец.
– А насчет пошутим и споём есть такой анекдот. Сын-двоечник приносит отцу дневник. Отец видит, что у сына по всем предметам двойки и только по пению пятёрка. Отец смотрит на сына и говорит: "И ты ещё поёшь!"

– Смешно, - сказал я серьёзно и добавил: - Ну, ладно, если так, то мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё - наша задача!
– с этими словами я поднялся и вышел из комнаты.

Сегодня гитару можно одолжить у Колесникова, чтобы установить немедленно связь с генами. Ген подаёт голос оттуда, из глубины твоего существа, а можно и, наоборот, развеселить гены, пощекотать их под мышками, есть же у генов свои молекулярные подмышки, и научить гены петь. Научить гены петь можно, но... но план весь план моей сверхкосмической жизни придётся мне переделать, а где взять время? Где взять время?

Думая об этом, я перелез через ограду нашего балкона и через балкон Колесникова-Вертишейкина проник к нему в комнату. Колесников уже спал, я разбудил его и спросил:

– У тебя есть гитара?

– Есть, - сказал Колесников.

– Давай скорей.

Колесников протянул мне гитару и сказал:

– Ой, что вчера из-за тебя на педсовете было! Говорят, случай с пожаром разбирали, а твое поведение и вообще тебя назвали феноменом. Чему, говорят, нас учит феномен Иванов? А учит он нас тому, что ещё одна такая безобразная выходка окончилась пожаром на репетиции и его надо исключить из школы. Это учительница пения сказала. А учитель химии сказал: "А по-моему, феномен Иванов учит нас другому: при всех его чудовищных и необъяснимых выходках Иванов - феномен, учится у нас, учителей, и феномен нас чему-то учит. А может быть, и учителям взять с него пример: учить и учиться". Что здесь началось! Все возмущались: "Не будем учиться!.. Не будем!" Я это всё запишу в новых воспоминаниях о тебе, хорошо?

– Хорошо, - сказал я, вылезая с гитарой из окна через балкон на карниз дома.
– У вас ещё какой-нибудь музыкальный инструмент есть?

– Есть, - сказал Колесников, - пианино.

– Сейчас же садись и играй, Колесников. А то поздно будет. Мне поздно никогда не будет, а тебе будет.

Я задержался на карнизе, посмотрел на Колесникова и спросил:

– А вдруг мне эти стихи присылают оттуда?
– Я показал глазами на небо.
– Какой-нибудь там инопланетянин видит оттуда, что именно

мне будет поручено самое... самое... на земном шаре... и он мне сигнализирует. Может, у них там и прозы нет, а все стихами говорят. А я себе взял экслибрисом круг... Слушай, Колесников, меня сейчас - поймёшь позже.

С этими словами я полез по карнизу дома, дошёл до своего балкона, перелез через перила и вошел в комнату. Затем я смодулировал в своём мозгу тройную экспозицию и соответственно занялся одновременно тремя делами сразу.

Тройная экспозиция - это когда на одну и ту же плёнку снимают три сюжета. Одним словом, я рассматривал в телескоп ночное небо Москвы, облокотившись на гитару, пальцами левой руки строил на грифе аккорды, правой - перебирал струны и тихо, в одну двадцать шестую своего голоса, запел.

Через некоторое время дверь тихо открылась, и в дверях появилось насмерть перепуганное лицо моего отца.

– Что здесь происходит? В чём дело?

Я пропел:

– "Вдоль по Пи-те-рской..." - и сказал: - Слушай сейчас! Поймёшь позже!

– Ты с ума сошёл! Ты же всех разбудишь!
– закричал отец.
– Всё, я больше не могу!

– Понимаешь, папа, - сказал я, - ты пойми меня по-хорошему. Ты даже не представляешь себе, как это для меня важно, чтобы круг сомкнулся, потому что несомкнутый круг - это не круг, и поэтому, продолжал я, - ты должен, ты обязан понять, что любое художественное произведение обязательно состоит из двух компонентов: информационного, к которому относятся слова, мелодия, изображение, и ритмического наиболее ярко выраженного в музыке и танце.

– Всё, всё, всё, не могу, ни по-хорошему, ни по-плохому не могу, - повторил отец.

Отец прошёл в прихожую, накинул плащ и выскочил на лестничную площадку, забыв закрыть дверь. Мама, молча наблюдавшая за всей этой сценой, выскочила вслед за отцом на лестницу и крикнула вдогонку:

– А может быть, ты, не разобравшись, требуешь от сына того, что, на его взгляд, делать нет смысла? Тогда упрямство Юры - признак первой, может быть, несколько неуклюже проявленной самостоятельности?! И надо не убегать, а...

Но отец был уже на улице и не слышал слов матери, в которых, как всегда, была заключена большая доля истины, чем в поступках моего отца.

Когда я вернулся к себе в комнату на моём столе лежал неизвестно откуда взявшийся листок со стихами. Первый раз в жизни, не показывая вида, конечно, я обрадовался стихам. Вот эти стихи:

ИСПЫТАНИЯ НА ФЛАГ

Всегда впереди развевался наш Флаг.

Его уничтожить замысливал враг.

Но Флаг шел в атаку, хоть пулей пробит...

Из самой он прочной материи сшит.

Оставили нам деды завещание,

Они хранили флаги на груди:

Пройти на Флаг,

Пройти на смелость испытание,

А смелые, как флаги, впереди!

Флаг вьётся над стройкой, над пиками гор.

Венчает он мачту и моря простор.