Сверхприключения сверхкосмонавта
Шрифт:
– Четыре, - поправил я Зайцева.
– Четыре, - согласился Зайцев.
– Три раза из-за того, что я прикоснулся к его портфелю, и один раз - из-за книги - я хотел посмотреть картинки в книге "Кукла госпожи Барк"... И всё-таки мне кажется, что Иванов - это самобытная и даже выдающаяся железная личность, просто незаурядный тип...
– Именно тип!
– крикнула Гранина.
"А этот Зайцев в людях разбирается!..
– подумал я.
– Не то что другие".
– Да он же противный!
– сказала Филимонова.
– Ну и что?
– ответил Зайцев.
–
– Ты говори по существу его поступков, - сказал Маслов.
– Я и по существу скажу... Атомы железа-57, как известно, существуют в двух видах. Есть возбуждённые, радиоактивные атомы, испускающие гамма-лучи, и есть обычные атомы железа, невозбуждённые. Так вот, Иванов, по-моему, возбуждённый и активный человек.
– Это ты точно сказал, - согласился Маслов.
– Только ивановская возбуждённость и активность слишком дорого всем обходится.
– Потому что у Юрия Иванова в голове произошёл информационный взрыв. К сожалению, этот взрыв оказался неуправляемым. Поэтому оказалось столько раненых этим взрывом, - сказал Зайцев.
Все зашумели. Даже кто именно и что именно говорил, нельзя было разобрать. Слышалось только: "У него в голове произошёл информационный взрыв. И из него это осколки вылетают...", "Взрыв!.. А ты слышал этот взрыв?..", "Слышал!.. А в нас вот уже третью неделю осколки информации летят...", "А это что - все раненые?! Раненые - здоровые!".
– Пострадавшие от информационного взрыва в голове Иванова, высказывайтесь!
– Он мне сказал: "Ты когда на меня смотришь, у тебя глаза какие-то большие становятся. Ты щитовидку, говорит, проверь".
– Он жестокий к людям... У него любимая поговорка: "Всех бы вас к пираньям во время отлива!"
– И ругается на каком-то непонятном языке.
– Высокомерный...
– Просто зазнайка, - сказала Лена Марченко.
– Воображает, что он один всё знает, а другие ничего не знают. Строит из себя сверхчеловека...
– Глупости всё это, - сказала Голованова, обращаясь к моему отцу.
– Последний диагноз наш такой: Юрий Иванов - не Юрий Иванов, одним словом, ваш сын - не ваш сын.
– А кто же он?
– спросил отец.
– Он инопланетянин... Вашего сына они похитили, а вместо него подослали двойника вашего сына! Может быть, у этих наших братьев по разуму, с одной стороны, так высоко развита техника, что они могут создавать двойника человека, а с другой стороны, эти братья, может, не такие уж братья и уж не по такому разуму, если судить по Юрию Иванову, то есть, я имею в виду не его разум, а его поведение, а может, у них на планете все себя так ведут!.. Поэтому мы, - сказала Голованова, - предлагаем устроить завтра же Юрию медицинскую экспертизу!.. Если вы, конечно, не возражаете... У Веры папа профессор-психолог, он с космонавтами занимается... Мы уже с ним договорились, сделаем ему все анализы - крови, ну и всякие другие, которые нам всё разъяснят!
– Я не возражаю против экспертизы, - сказал отец, - но он, мой сын, уже одного гипнотизёра усыпил, поэтому я боюсь, как бы он с врачом космонавтов что-нибудь
– А ты, Иванов, не против экспертизы?
– Хоть две!
– сказал я громко и даже обрадованно. Лучшего подарка, чем экспертиза, мне никто не мог придумать. Тем более, что мне уже было пора и самому пройти психологический практикум у хорошего профессора. Кстати, под хорошим предлогом пройти тренировочку. А я-то думал, как мне попасть к профессору, который с космонавтами занимается, а тут он мне сам, можно сказать, в руки лезет.
– Значит, завтра, - сказала Голованова.
– Тут у меня записано.
– Только имейте в виду, что у меня завтра от пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль будет... В общем я буду занят.
После этой фразы отец, ребята и все девчонки как-то по-особенному переглянулись, пошептались между собой, пошептались потом с моим отцом. А Голованова сказала:
– Хорошо, Иванов, хорошо. У профессора как раз приём кончается в четыре, так что ты, Иванов, после четырёх - прямо к врачу.
– Только ты, Иванов, дай... Юрий!
– сказал отец низким голосом, - только ты дай в присутствии всех ребят честное слово, что ты придёшь!
– Честное слово, - сказал я.
– Запиши адрес поликлиники, - сказала Голованова.
– Улица...
Но адрес поликлиники узнать в эту минуту мне не удалось. Голос Головановой покрыл оглушительный взрыв и звон разбитого стекла, раздавшийся где-то в районе кухни. Все вздрогнули, как по команде... кроме меня, конечно. Через секунду там же раздался второй взрыв. И все вздрогнули ещё раз. Я продолжал сидеть совершенно спокойно, только сердце у меня чуть-чуть заныло от нехорошего предчувствия. Вскочив со стула, отец поспешно выскочил из комнаты. Ребята все как сумасшедшие опрометью бросились вслед за отцом. Самым последним поднялся я и неторопливо проследовал на кухню.
Наша белоснежная, как операционная палата, кухня представляла собой страшное зрелище. Потолок, стены и все шкафы были заляпаны красными пятнами. А возле больших, стоящих на газовой плите бутылей в луже на полу плавали раздавленные ягоды чёрной смородины и осколки стекла. Посредине кухни валялось горлышко бутылки, закупоренное притёртой пробкой.
– Что, что здесь произошло?
– закричал отец, хватаясь за голову.
– Мама готовила витамины на зиму, - сказал я.
– И если бы кто-то не поставил бутыли к газовой горелке, ничего бы не случилось. А теплота дала брожение...
– добавил я.
– А почему, почему, - снова закричал отец, - все эти взрывы, подрывы происходят в моём доме?
Я промолчал. Моё дело было объяснить причину события, а не мотивы поступков, породивших явление, хотя взрывы и должны были тренировать мою нервную систему на невздрагиваемость при внезапно возникающих взрывах.
– В моём доме делают взрывы, неизвестно кто ставит бутыли к газовой горелке!
– Отец опустился на табуретку и замычал, как от зубной боли.
– Ну, - сказала Голованова в коридоре ребятам, - теперь вам понятно, до чего доводят человека всякие эти сикимбрасы и чебуреки?